Закончив возиться со стулом, Мефодий огляделся: не видел ликто его позора. В комнате никого не было, однако это не гарантировало, чтокто-нибудь из комиссионеров не подсмотрел и теперь не расскажет Арею. Хотя,возможно, что и не расскажет. В последнее время комиссионеры началиостерегаться Мефодия, особенно когда Арей доверил ему одну из печатей мрака.Пока что Мефодий использовал ее только для продления регистраций, порой враздражении оттискивая их прямо на пластиновых лбах.

Спать уже не хотелось. Мефодий без особой цели прошелся покомнате и, вспомнив, что неплохо бы попрактиковаться, стал искать глазамифутляр с мечом. И он отыскал его, но, к своему удивлению, не на подоконнике, ав углу комнаты, на полу. Не придав этому особого значения, Мефодий открылфутляр и вытащил меч. Внезапно что-то холодное капнуло ему на ладонь.

Удивленно щурясь и не понимая, что за пятно появилось у негона руке, Мефодий подошел к окну. Неясный утренний свет упал на лезвие. Мефодийбрезгливо отпрянул. Лезвие меча было в крови. Ее бурые подтеки обнаруживалисьповсюду – на полу комнаты и на бархате футляра. Кровь давно должна былазасохнуть, но она все текла и текла – точно ужас не давал ей остановиться. Онабыла алая, переливающаяся множеством крошечных огней. Так выглядела кровьсозданий света. Мефодий запомнил это, когда Даф однажды случайно поранилапалец. Кровь же созданий мрака была иной – медлительной, липкой, с зеленоватымотливом, что бывает на брюшке у мух.

Мефодий отбросил меч, метнулся к тазу и стал поспешноотмывать руки. И хотя пятно было совсем небольшим, вся вода в тазу окрасилась, преждечем ладонь вновь стала чистой. Отмыть же меч ему так и не удалось. Казалось,кровь теперь останется на нем навечно. Лезвие звенело и трепетало. Мефодийощущал нетерпение и ярость клинка. Он был как зверь, узнавший вкус крови и нежелавший ничего иного.

– Утихомирься! – сказал Мефодий мечу.

Бесполезно.

«Белли-бей! Убей! Кровь пролей! Кровь как вода в землюуйдет! Алый мак взойдет! Белли-бей!» – с маньячным вдохновением пел клинок.Буслаев ощущал его мелкую нетерпеливую дрожь.

Мефодий обнаружил, что ладонь сжимается помимо его воли.Костяшки пальцев побелели. Ярость клинка передалась его хозяину. Буслаевувнезапно захотелось, чтобы рядом оказался кто-то, кого можно было бы развалитьот плеча и до пояса. Арей, Улита, Тухломон – неважно, кто это будет. В этот мигон набросился бы на всякого. Единственная мысль остудила его, и это мысль былао Дафне. Стоило ему представить ее голову с невесомыми светлыми хвостами, нежелавшими лежать на месте и вздымавшимися точно крылья, ярость его мгновенноиспарилась. Он понял, что никогда не сумел бы зарубить Даф.

Успокаивая меч, которому необходимо было излить ярость,Мефодий дважды опустил его на высокую спинку кровати. Клинок сверкнул молодойлуной. Удара он не ощутил, хотя даже не старался потянуть меч на себя, как училего Арей. Лезвие запело. Вековое дерево распалось легко, точно кровать была изсливочного масла. Лишь когда кровать, разваленная на три части, раскинулась наполу, Мефодий ощутил, что может вновь разжать пальцы и положить меч в футляр.Он был свободен от власти клинка. Несущая смерть магия отпустила его.

Мефодий смотрел на меч, пытаясь определить, откуда моглапоявиться кровь. Он точно знал, что никто другой не может взять его меч. ДажеАрей никогда не позволял себе свободного обращения с ним, перемещая клинок лишьсилой чар. Меч Древнира, прошедший множество перерождений, не терпел чужих рук.

«А вдруг я сам в наваждении, под властью черной магии,зарубил кого-то? Но точно не комиссионера! Тогда на клинке была бы не кровь, ачернила с пластилином!» – подумал Мефодий, снова с ужасом вспомнив о Дафне.

Ему захотелось немедленно увидеть ее, понять, что она вбезопасности, но как? Где? Он с досадой оглядел комнату, жалея, что здесь неттелефонного аппарата. Ведь Даф по-прежнему жила у него дома.

«Нет, ну дела! Будущего повелителя мрака до сих пор необеспечили халявным сотовым! А сами Мефодий свет Игоревич телепатически никоговызывать не могут! Магически не доросли! Телефонную станцию взорвать это намкак по дохлой мухе тапкой попасть, а просто звякнуть – нет!» – издевалась поройУлита.

Внезапно Книга Хамелеонов, лежащая на подоконнике,пробудилась. Обложка застучала с неприятным звуком. Так стучит закрытая иразболтанная старая дверь, когда ее бьет сквозняк. У Мефодия сразу тоскливозаныли зубы.

Даже не заглядывая в книгу, Мефодий понял, что его вызываетАрей. Шеф в нетерпении. Еще немного и снизу, с легкостью пронизав призрачнуюграницу пятого измерения, донесется могучий рык. Но до этого лучше не доводить.Эйдосы не любят громких звуков, особенно когда их производят разъяренныесоздания мрака.

* * *

Одевшись, Мефодий спустился в приемную. Сделал он этонеожиданным образом. В углу, прямо на выщербленном паркете, рапирой Улиты быланацарапана руна. Случайно наступать на нее можно было сколько угодно. Но стоилошагнуть в нее с закрытыми глазами, остановиться и произнести: «Odium generishumani»[5], как ты оказывался прямо в приемной, в полутора метрах от фонтана,из которого день и ночь била струя крымского вина «Черный доктор».

Суккубы, легкомысленные ребята, то и дело норовилипоплескаться в фонтанчике в костюме Адама, ловя губами сладкие капли. Лишьпосле окрика Арея они вылезали из фонтана и, оставляя на паркете винные следы,виновато семенили к Улите продлевать регистрацию. Да и не только суккубовпривлекал заветный фонтанчик. Тухломон как-то, играя в утопленника, синий ираздувшийся пролежал на дне фонтана целые сутки и так увлекся, что упустилэйдос Льва Овалова, теоретика словесности, автора мистерии «Кол и Бок» иидейного романа «Три свиненка».

Мефодий осмотрелся. В приемной он увидел лишь Улиту,которая, высунув от усердия язык и помогая себе его кончиком – во всяком случаекончик языка двигался синхронно с пером – рисовала на деловых бумагах портретЭссиорха. На ее столе взбалмошно прыгал огонек свечи.

– Ау! – окликнул Мефодий.

– Уа! – продолжая рисовать, отозвалась ведьма.

– Ты меня слышишь? – усомнился Мефодий.

Улита задумчиво посмотрела на рисунок и подправила Эссиорхулинию щеки, добиваясь абсолютного сходства. А поймать сходство было непросто,поскольку недорисованный Эссиорх все время вертел головой и приседал.

– Ты меня слышишь, – подтвердила ведьма после того, какМефодий еще раз повторил вопрос.

– И чего тебе надо? – спросил Мефодий.