– У вас есть машина, мистер Бартлетт?

– Да, есть.

– Где она находится? В гараже отеля?

– Нет, просто во дворе. Я собирался проехаться,понимаете?

– Может, и проехались?

– Нет-нет, уверяю вас!

– А мисс Кин, случайно, не взяли с собой?

– Ах нет! Вот еще! Могу поклясться, что вовсе ее невозил. Провалиться мне на этом месте!

– Спасибо, мистер Бартлетт. В настоящий момент у менянет к вам больше вопросов. В настоящий момент, – повторил Мэлчетт сударением.

Бартлетт с выражением глуповатого испуга смотрел ему вслед.

– Невероятный кретин, – процедил Мэлчетт. –Что вы о нем думаете, Харпер?

– Думаю, что другого такого легко не сыщешь, –ответил Харпер, пожимая плечами.

Ночной сторож, как и бармен, мало помог полиции. Первыйприпомнил, что звонил в комнату мисс Кин сразу после полуночи, но ему неответили. Он не заметил мистера Бартлетта ни когда тот выходил из отеля, никогда возвратился. Ночь стояла теплая, многие дамы и господа прогуливались.Пройти можно в боковые двери, а не только через главный вход. Однако он уверен,что мисс Кин в главный вход не проходила. Спускаясь со второго этажа, гдерасположена ее комната, она могла свернуть на террасу и проскользнутьнезамеченной. Дверь замыкают не раньше двух часов ночи, когда танцы уже заканчиваются.

Что касается бармена, то он видел мистера Бартлетта: всередине вечера тот грустно сидел, уткнувшись взглядом в стену. В баре всегдатолкотня, бармен его видел, но не мог точно сказать, в котором часу.

За дверями бара полицейских офицеров подстерегалдевятилетний мальчуган. Срывающимся от восторга голосом он спросил:

– Вы вправду детективы? А я Пит Кармоди. Это мойдедушка начал разыскивать Руби. Вы из Скотленд-Ярда? Вы ведь не станете делатьмне выговор, что я вам надоедаю?

Полковник Мэлчетт собрался на него рявкнуть, но Харперпоспешно вмешался и заговорил с мальчиком дружески:

– Отнюдь, мой юный друг. Вижу, вас это дело тожезаинтересовало?

– Ах да! Вы читаете книжки про сыщиков? Я их обожаю.Покупаю все подряд. У меня есть автографы Дороти Сайер, Агаты Кристи, ДиксонаКарра и Г.К. Бейли. Об этом убийстве тоже сообщат в газетах?

– Разумеется. Газеты в него так и вцепятся.

– Понимаете, на следующей неделе я возвращаюсь в школу.Вот здорово, когда я расскажу всем, что был с ней знаком, даже очень хорошознаком!

– И какого же вы о ней мнения?

Пит честно задумался.

– Сказать по правде, она мне не больно нравилась. Вид унее просто как у дурочки. Маме и дяде она тоже не очень симпатична. Одномудедушке. Кстати, он приглашает вас. Эдуард уже пошел вас разыскивать.

Начальник полиции настойчиво повторил:

– Значит, ваша мама и дядя Марк недолюбливали Руби?Почему же?

– Почем я знаю? Она липла к нам. А они злились, чтодедушка так носится с ней. Думаю, – выпалил Пит, – они даже рады, чтоона умерла!

Харпер смотрел на него задумчиво.

– Вы слышали… как они это говорили?

– Ну, не совсем. Дядя Марк проворчал: «Наконец мы отнее избавились». Мама ответила: «Да, но каким ужасным образом!» Тогда дядя Марксказал, что нечего притворяться.

Полицейские переглянулись. В этот момент к ним подошелгладко выбритый человек в синей ливрее.

– Извините, господа, я лакей мистера Джефферсона. Онпроснулся и согласен вас принять.

Они вновь проследовали в апартаменты Конвея Джефферсона.

В гостиной Аделаида о чем-то говорила с высоким человеком,который нервно шагал из угла в угол. Он резко обернулся к вошедшим:

– А, рад, что встретил вас. Мой тесть все времясправляется, когда вы придете. Пожалуйста, не волнуйте его без особой нужды. Оночень нездоров. Просто чудо, что это убийство не доконало и его!

– Разве он так слаб? Нам это в голову не приходило.

– Он сам не знает о своем состоянии, – сказал МаркГэскелл. – Больное сердце, понимаете? Врач советовал Аделаиде следить,чтобы ничто не тревожило его. Дал понять, что смерть может наступить мгновенно.Не так ли, Адди?

Миссис Джефферсон подтвердила, но добавила, что пока онстойко перенес испытание.

– Несомненно, полицейское расследование – не лучшийрежим для сердечника. Поверьте, мы проявим максимум такта.

Говоря это, Мэлчетт не спускал глаз с Гэскелла. Люди спрофилем хищной птицы не вызывали в нем симпатии. Они принадлежат к породедерзких смельчаков, которые привыкли потакать лишь собственным желаниям. Хотяженщины от них без ума!

«Этому субъекту нельзя доверять, – подумалполковник. – Муки совести ему не свойственны, он не остановится ни передчем».

Инвалидное кресло Конвея Джефферсона стояло вблизи окна,выходящего к морю. С первого мгновения ощущалась притягательность этой незауряднойличности. Словно катастрофа, превратившая его в калеку, привела к тому, что всяжизненная сила сосредоточилась в интеллекте. Лицо, обрамленное седеющимирыжеватыми волосами, было красиво. Резкие черты выражали энергию, глаза яркоголубели. Ни малейшего намека на расслабленность или недомогание. Глубокиеморщины проложило лишь страдание, но он не привык жаловаться на судьбу –принимал ее удары и стремился выстоять.

– Считаю за честь знакомство с вами, – обратилсяон к Мэлчетту. – Ведь вы главный констебль графства Рэдфорд? А выначальник местной полиции? Присядьте, господа. Сигары на столике возле вас.

Офицеры полиции поблагодарили, рассаживаясь.

– Если меня правильно проинформировали, вы проявлялиучастие к погибшей, мистер Джефферсон? – сказал Мэлчетт.

Грустная усмешка скользнула по лицу Конвея Джефферсона.

– Вам, конечно, наговорили с три короба. Хотя никакихтайн из своего расположения я не делал. Что по этому поводу сообщили мой зять имоя невестка? – Он внимательно обвел их взглядом.

Мэлчетт ответил с откровенностью:

– По мнению миссис Джефферсон, болтовня с маленькойпротеже развлекала вас. А мистер Гэскелл успел перекинуться с нами пока лишьпарой слов.

Джефферсон по-прежнему улыбался.

– Адди – сама сдержанность. Марк высказался бы болеерешительно. Но лучше уж я сам изложу факты и поясню свои побуждения. Начну свеликой драмы моей жизни. Восемь лет назад в авиационной катастрофе я потерялжену, дочь и сына. С тех пор мое существование похоже на дерево с обрубленнымиветвями. И не только из-за увечья. Я слишком любил свою семью, дышал ею. Нетслов, невестка и зять внимательны ко мне, но я понял, особенно в последнеевремя, что им нужно жить собственной жизнью. В сущности, я безгранично одинок.У меня тяга к молодым лицам, они утешают меня. Мелькала даже мысль взять навоспитание какого-нибудь ребенка… За прошедший месяц я очень привязался к этойнесчастной девочке. Руби была так простосердечна, так искренна. Она рассказаламне о себе, о том, как ютилась с семьей почти в трущобах, как ей приходилосьпереносить многие испытания. Хотя ее никто не учил танцам, она оказалась оченьспособной, и труппа пантомимы приняла ее. Как все это было далеко от моейобеспеченной жизни! Она становилась мне все более дорога, пока я не принялрешение официально удочерить ее. Вот вам объяснение моего интереса к Руби Кин ибезумной тревоги, когда она так таинственно исчезла.