«Битлз» пели «Желтую подводную лодку», я стала подпевать, ипошла на обгон: медленно плетущийся грузовик действовал на нервы. Вот тут он ипоявился: секунду назад его еще не было, и вдруг вылетел с проселочной дороги,наперекор всем правилам, не желая пропускать меня. Я резко затормозила, сзадинадвигалась громада супер-"МАЗа". В это утро все вроде бы спешили.Бог знает как, но я выскочила почти из-под его колес и взяла левее, но сукинсын на своем драндулете тоже шарахнулся влево, а я, вылетев на встречнуюполосу, прямо перед собой увидела самосвал…

Водитель отчаянно сигналил. Я уже представила лица своихподруг: «Надо же, только отпуск отметили…» После дружеского поцелуя с «КамАЗом»штопать меня будет бесполезно, кому ж знать, как не мне… Я заорала и, вывернуввправо, каким-то чудом втиснулась между двумя грузовиками.

— Мама моя, — шептала я, тормозя у обочины. Отпережитого ужаса все части тела существовали как бы сами по себе, не желаяработать слаженно.

Сумасшедший сукин сын тоже съехал на обочину метрах в ста отменя, постоял немного и дальше отправился. А я вдруг поняла: меня только чтопытались убить.

Вышла из машины, спустилась с обочины и прилегла на зеленойтравке. Нашла в сумке таблетки и проглотила сразу две.

«Давай без истерик, — рассудительно посоветовала я самасебе. — С чего это кому-то тебя убивать? Сумасшедший сукин сын, которыйездить не умеет, чуть не загнал тебя под „КамАЗ“. Таких случаев каждый год посотне. Потом он, конечно, испугался и притормозил, чтобы убедиться в том, чтоты жива и даже не покалечена…» Мысль эта мне понравилась, но тут же явиласьдругая; тебя хотели убить, и ты даже знаешь почему… Может, не совсем знаю, нодогадываюсь. Несколько дней назад я влезла на чужую территорию, где действуютсвои особые законы, и вот результат…

Я посмотрела на голубое небо, посокрушалась своейспособности ввязываться в неприятности и побрела к машине. Она опять легкозавелась, что было неудивительно с новым-то аккумулятором, а вот двигательпо-прежнему дымил… Могли бы и его поменять. Если делать доброе дело, так пополной программе.

Вечером приехала Наташка. Долго вышагивала по моей квартире,тревожно на меня поглядывая, а потом сказала:

— Просто еще один идиот. Их на дорогах сколько угодно…

— Точно, — обрадовалась я.

— Глупые страхи.

— Конечно.

— И нечего тоску нагонять.

— Само собой, только чего ж ты зубами клацаешь?

— Так боязно…

— Вот и мне боязно.

— Маринка, у тебя же отпуск, мотай отсюда в Одессу кВальке. Она тебя звала. Я резину купить хотела, да черт с ней, бери деньги,кати в Одессу.

— Деньги у меня есть, за отпуск получила. И Валькаждет, обещала обратный билет купить…

— Ну?

— Гну. Одесса город замечательный, но не могу я всюжизнь в гостях прожить.

— А всю и не надо. Ты отпуск поживи. Успокоишься, авосьвсе и переменится.

Наташкины слова произвели впечатление, я потянулась ктелефону с намерением звонить в Одессу.

От страхов я избавилась, как только села в поезд.Путешествия всегда меня увлекают. Попутчики попались веселые, и вопрос, хотелименя убить или нет, занимал меня не долго.

Через три недели я возвращалась домой загорелой дочерна инастроенной весьма оптимистично. Отдых явно пошел мне на пользу. ВалентинаВасильевна, или попросту Валька, моя институтская подруга, в очередной разпопыталась выдать меня замуж. Попытка с треском провалилась из-за моегосвинского характера (Валька попросту забыла, что родилась я в год Свиньи). Таквот, хоть она и провалилась, но след в душе оставила: я чувствовала себясчастливой, юной и невероятно привлекательной, как будто только что победила навсемирном конкурсе красоты.

С вокзала я добиралась на такси. Жара стояла страшная, напять делений термометра выше, чем в Одессе. Но даже это настроение не портило.

Я вошла в квартиру, бросила чемодан и отправилась на кухню:открыть балкон и разморозить холодильник. Перед отъездом сделать это я неудосужилась и теперь боялась в него заглянуть. Распахнув балконную дверь, япотянулась к холодильнику, да так и замерла, открыв рот. Обычно в нем, какговорится, ничего, кроме дохлой мыши, а сейчас… Кто-то основательно егозагрузил.

Я достала банку красной икры (черная, кстати, тоже была),вскрыла, взяла ложку и, не торопясь, всю съела, присев на полу и размышляя.Первое, что пришло в голову: вернулся мой бывший муж, Но как-то эта мысль мнене показалась. Во-первых, с чего бы ему вот так вернуться, а во-вторых,опустошить холодильник он, конечно, способен, но заполнить первокласснымпродуктом нет и еще раз нет.

Может, кто-то временно жил в моей квартире и в знакпризнательности оставил все это? Ключи были у Наташки, но она сама, при всейсвоей душевной щедрости, на такое не годилась.

Ну и что я должна думать? Кто-то перепутал мой холодильниксо своим? Мне захотелось съесть банку черной икры, но, поразмышляв, яотказалась от этой мысли: если все это не дурацкий розыгрыш, то удовольствиелучше продлить.

Я зашвырнула банку в мусорное ведро, а ложку в мойку, ипошла в комнату. На журнальном столе, в хрустальной чешской вазе величиной сведро (подарок свекрови ко дню моего рождения), стоял огромный букет роз. Яподошла и сосчитала цветочки: двадцать пять штук. Выглядели они свежо инарядно. Я огляделась: нет ли иных перемен? На первый взгляд все как обычно.

Кто ж этот неведомый благодетель? Кому Наташка ключидоверила? Гадать я не люблю, потому подошла к телефону и ей позвонила.

— У кого это от жары припадок щедрости? —поинтересовалась я, как только смогла ответить на первые двадцать вопросов.

— Ты что имеешь в виду? — насторожилась Наташка,слово «щедрость» неизменно ее тревожит.

— Двадцать пять роз и целый холодильник жратвы.

— Заливаешь…

— Заливают за ворот, а я пятый день трезвая. Кому ключидавала?

— Никому. Хоть за язык повесь…

— О Господи, зачем? Только не пугай меня, а? Если тыключи не давала, кто ж тогда по моей квартире бродил?

— Может, Андрюшка? — Андрюшка — это бывший.

— Умнее ничего придумать не могла? Двадцать пять розпереведи на бутылки. Да его удар хватит…

— Может, он изменился…