От обиды у меня стало горько во рту. Выходит, они тут пируютпо высшему разряду, а уволенным сотрудникам наверняка не на что купить своимдетям молока?! Как же они смели нам врать, что издательство на гранибанкротства и нет денег, что им всем тоже в ближайшее время предстоит искатьработу… Да одни эти устрицы стоят столько же, сколько получал в месяц весь нашотдел!

От волнения и ярости я дышала все чаще и чаще, забыв, чтоГалина Егоровна перед выходом предупредила меня:

– Ты, Люсь, сильно в этой блузке не вертись. И дышипоспокойнее. Это ж не шелк, а вискоза, да и размерчик не твой, так что… Однимсловом, не вырони бюст, Люся!

Юбка тоже была чересчур коротка. В родном, прости господи,ресторане я к ней уже как-то привыкла, но здесь, в ярком свете, да еще средизнакомых людей, сама себе показалась голой. Вообще-то так оно и было, потомукак проклятая юбка норовила задраться чуть ли не до пояса.

Я как раз решила ее одернуть, но в этот момент с ужасомпочувствовала на своей ляжке нечто горячее и влажное. Не веря собственнымощущениям, я медленно повернулась – и обнаружила прямо перед собойотвратительную пьяную рожу с красным носом и прилипшими ко лбу волосиками. Привиде моих вытаращенных глаз рожа радостно икнула – и ее обладатель, пьяныйвусмерть, немедленно ухватил меня за нервно вздымающуюся грудь.

– Т-ты м-моя пр-рельсь… Пи-тич-ка моя! Пойдемпотанцуем?

– Да как вы…

– У, какая… срдитая… Хочешь водочки?

– Отстаньте от меня!

– Не груби! Знашь, кто я? Я о-ли-гарх! Ик! Ну, почти.

– Вы хам и скотина! Уберите руки!

– Не ломайся, цыпочка…

Человеческому терпению есть предел. Я набрала воздуха в своюгрудь и изо всех сил толкнула нахала в его грудь. На его лице нарисовалосьобиженно-изумленное выражение, и он смачно плюхнулся на пол. Я гневно одернулапроклятую юбку и перешагнула через поверженного врага. Теперь меня переполнялахолодная и чистая, как снега Эльбруса, ярость.

Твердым шагом я прошла на середину банкетного зала ипоманила звезду эстрады пальчиком. Кумир миллионов нерешительно огляделся инаклонился ко мне, решив для начала выяснить, стоит мне хамить или нет. Вдруг япереодетая олигархиня?

– Дайте мне микрофон, Николай! – суровым тономприказала я певцу.

Басков снова огляделся вокруг, но никто из окружающих невозмутился, наоборот, кое-где даже раздались одобрительные смешки. Вероятно,подвыпившие гости решили, что на смену певцу пришла юмористка. Что-то вродеКлары Новиковой.

Одним словом, микрофон я заполучила безо всякого труда исмело забралась на сцену. Из зала на меня смотрели сытые, лоснящиеся рожи, а ядумала сейчас о своих бывших сослуживицах, а также о новых знакомых – отцетроих детей Сергее, о Галине Егоровне – о тех простых людях, которые честнотрудятся всю свою жизнь, а в награду получают лишь под зад коленом!

Я откашлялась прямо в микрофон и закричала:

– Как вам не стыдно! Посмотрите на себя, вы уже и налюдей-то не похожи! Какие-то свиные рыла, а не лица!

Над залом повисла тишина. А потом раздался женский голос:

– Это же Гоголь, «Ревизор»!

Что ни говори, а женщины в нашей стране гораздо начитаннеемужчин. Народ опять засмеялся, кое-кто принялся фотографировать меня намобильный.

А я продолжала:

– И ведете вы себя как свиньи! Как можно пировать,когда совсем недавно из этих стен пинком под зад вышвыривали хороших работящихсотрудников?! А уж от вас, Елена Михайловна, я этого никак не ожидала. Неужеливы забыли, как сами начинали? Совсем зажрались, да? А ведь у Лены Смирновой –трое несовершеннолетних малышей. Кто ее на работу возьмет, а? Галя Петренкоодна сына растит и отца-инвалида содержит, вы об этом подумали?

Смешки прекратились, теперь им на смену пришел неясный гул.Я угрожающе придвинулась к краю сцены, отчего те, кто находился рядом с нею,шарахнулись назад в совершенно непритворном испуге. Елена Михайловна растеряннотаращилась на меня, словно ребенок, которого разбудили посреди ночи. ИринаЛьвовна, моя бывшая начальница, которая стояла от директрисы по левую руку,что-то быстро нашептывала ей на ухо.

А меня несло дальше:

– Вы все, все еще попомните этот свой пир во времячумы! Вы еще ответите за слезы детишек! Бог правду видит и шельму метит! Вы ещепожалеете о своем хамстве и свинстве, ох, пожалеете, да только поздно будет!

В зале наступила зловещая тишина, лишь чей-то задумчивыйголос даже не позвал, а скорее предложил:

– Охрану?..

Стало слышно, как торопливой скороговоркой частит ИринаЛьвовна:

– Вы, Еленочка Михайловна, не волнуйтесь, Лютикова унас всегда была с придурью, ку-ку, можно сказать…

В этот момент сквозь толпу наконец-то начали проталкиватьсятрое парней с профессионально-безразличными физиономиями. В принципе я былавовсе не против пострадать за свои убеждения до конца, но похабная юбка и неменее похабная блузка грозили превратить героическое действо в стриптиз дляизвращенцев. Поэтому я отдала микрофон окончательно обалдевшему Баскову ипогрозила охране пальцем:

– Не смейте меня трогать! Я сама.

В полной тишине я спустилась со сцены и с гордо поднятойголовой прошла через зал к выходу. Люди расступались передо мной, как волныморя перед Моисеем. В полном одиночестве я вышла в вестибюль, отворила входнуюдверь и ушла в ночь.

Минут через десять, впрочем, я остановилась и хлопнула себяпо лбу. Надо же, как сильно действует на человека адреналин! На улицу я вышлабез верхней одежды, в одной лишь нелепой униформе официантки. Спохватиласьтолько, когда зимний холод пробрал меня до костей…

Справедливо предположив, что черный ход наверняка осталсяоткрытым на случай, если нам с Оксаной что-нибудь понадобится в фургончике, ябегом вернулась по морозцу во дворик издательства. Осторожно проскользнула мимодремавшего за рулем Сашки и протиснулась в дверь.

Напрасно я хлопала выключателем в раздевалке, очевидно,лампочка перегорела. Впрочем, свою куртку я могла снять и на ощупь. Яшагнула квешалке – и немедленно споткнулась обо что-то мягкое. Решив, что это чья-нибудьшуба свалилась с крючка, я пошарила рукой в темноте…

Это была не шуба. Под вешалками в служебной раздевалке лежалчеловек. Я выпрямилась, чувствуя, как холодеет у меня в животе. На негнущихсяногах я вернулась к дверям, вышла на улицу и постучала Сашке в кабину. Онвскинулся, моргая глазами со сна.

– Ты чего, Люсь?

– Саш, ты это… У тебя спички есть?

– Покурить, что ли?

– Нет, я не курю. Мне там надо… сапоги найти в темноте!