— Что именно?

— Джери ни на чем не могла остановить свой выбор. Онасобиралась то в Нью-Йорк, то в Лос-Анджелес или Майами. Хотела попробовать себяв качестве модели; потом вдруг решала заняться изучением компьютерногообеспечения. Я говорил ей, что дам денег на любые курсы, какие она тольковыберет, или даже на колледж — если захочет вернуться туда. Она былосоглашалась, но тут же передумывала и строила новые планы: собиралась поступитьна работу на крупный пароход или отправиться вокруг света с какой-нибудьсемейной парой. Но при этом ни разу не упомянула о возвращении в Сан-Франциско,что довольно странно — ей там всегда очень нравилось.

Брубейкер нахмурился:

— Хорошо. А она встречалась с кем-нибудь из своихстарых друзей?

— Нет, даже не хотела, чтобы кто-то знал о ее приезде.Нервничала и все время расхаживала туда-сюда, словно пантера в клетке, но нишагу из дома. Я говорил ей, что она может брать машину, когда захочет,предлагал навестить Полетт и поплавать у нее в бассейне — но нет, она никого нехотела видеть. А когда звонил телефон или дверной звонок, прямо подпрыгивала отиспуга…

— А вы знали, что она сидит на игле? У нее ведь всеруки исколоты.

— Да будь оно все проклято! А может, я и не хотелзнать! К тому же она всегда носила одежду с рукавами — вот такими. —Боннер провел ребром ладони по своему предплечью.

— Три четверти, — уточнила Полетт.

— Когда вы видели ее в последний раз? — спросилБрубейкер.

— Сегодня ночью, около двух часов.

— Когда вернулись домой?

— Да. Дверь в ее спальне была закрыта; я заглянулвнутрь и увидел, что она спит. Брубейкер покачал головой:

— Видимо, притворялась, дожидаясь, когда вы завалитесьспать, чтобы тайком ускользнуть. Если она решила проделать четыре мили пешком ивлезть в чужой дом, то поверьте мне — она не спала.

— Может быть. Но зачем она ждала, пока я вернусь домой?Я находился в магазине с шести вечера, и она могла бы сбежать в любое время.

. — До какого-то момента у нее еще хватало сил терпетьи бороться с ломкой. Вероятно, она захватила с собой немного порошка еще вСан-Франциско. И к тому же после двух ночи на дорогах почти нет машин и ееникто бы не заметил. Не спрашивала ли она о капитане Ромстеде?

— Насколько я помню — нет.

— Но она знала, что он мертв?

— Да, я сам рассказал ей об этом, но не уверен, что онавообще прислушивалась к тому, что ей говорили. Похоже, ее это известие незаинтересовало.

— Скажите, она бывала в этом доме раньше? Лицо Боннерапотемнело от гнева.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, очевидно, она знала, что в доме есть наркотик, атакже где он находится. Тут вмешалась Полетт:

— Нет, не думаю, что она бывала здесь. Насколько я могуприпомнить, с тех пор, как капитан Ромстед поселился здесь, она приезжала домойтолько один раз, на пару дней, в прошлое Рождество, а он тогда находился вСан-Франциско.

Брубейкер задумчиво кивнул:

— Но остается открытым вопрос: почему она была такуверена, что найдет здесь наркотик… Кажется, это все. Лью. Примите моиискренние соболезнования.

Боннер собрался уходить. В дверях он обернулся и спросилПолетт:

— Тебя подбросить домой?

— Нет, спасибо, Лью. Мне нужно еще немного поговорить смистером Брубейкером. — Однако она встала и вышла вместе с Боннером.

— Сколько ей было? — спросил Ромстед.

— Двадцать четыре — двадцать пять. Господи, это-тобольше всего и удручает.

Брубейкер достал из кармана сигару и принялся снимать с неецеллофановую обертку. За окном послышался звук отъезжающей машины. Через минутуПолетт вернулась в дом.

— Господи помилуй, — воскликнула она спорога, — только не эту вонючую головешку, если вы не хотите, чтобы мыпотом жаловались на жестокость полиции. Держите.

Полетт откинула крышку черного чемоданчика, достала из негокоробку сигар и протянула Брубейкеру. Тот с невозмутимым видом взял один изфутлярчиков и отвинтил колпачок, наблюдая при этом, как Полетт тщательнорасправляла и складывала коричневый халат, чтобы можно было закрыть чемодан. Еелицо при этом выражало прямо-таки детскую невинность.

— Ну ладно, — произнес Брубейкер, выдохнувароматный дым. — Выкладывайте, что там у вас.

Полетт рассказала о поездке в Лас-Вегас. Брубейкер сходил вгараж, чтобы взглянуть на показания счетчика «мерседеса». Вернулся он еще болееугрюмым и задумчивым.

— Значит, он ездил в Сан-Франциско с кем-то еще, —заявил он. — Возможно, с членом той шайки, с которой был связан.

— Но куда он ездил по такой пыльной дороге? —спросил Ромстед. — И с какой целью? Если бы нам удалось найти это место…

— Вы имеете представление, сколько тут в радиуседвадцати семи миль старых проселков, заросших полынью и алкали? Они ведут кветрякам, пастбищам и заброшенным рудникам. Даже если вы отыщете это место, тообнаружите лишь следы колес или вмятину от хвостовой опоры легкого самолета.

— Почему самолета?

— Да потому, что именно таким способом из Мексикидоставляется большая часть зелья. Точно так же ваш отец мог добраться доСан-Франциско.

Ромстед почувствовал, что бьется головой о бетонную стену, ивсе-таки предпринял еще одну попытку:

— Послушайте, капитан Ромстед вернулся сюда в пятьчасов утра, а двумя часами позже уже звонил своему брокеру, чтобы тот собралдвести пятьдесят тысяч долларов наличными. И ни слова о поездке в Сан-Францискоили о сделке. По всей видимости, за эти два часа что-то произошло. И намнеобходимо выяснить, что именно.

— Ну конечно. Вы так считаете, потому что он ничего никомуне сказал, — устало проговорил Брубейкер. — А вы хоть раз слышали,чтобы кто-нибудь перед тем, как отправиться за грузом наркотика, заказывалвремя для выступления по телевидению или помещал объявление в газете? С этимвсе ясно, не о чем даже говорить. Я полагаю, гибель Джери Боннер подтвердиланаши догадки и отмела все сомнения на этот счет.

«Все опять сводится к наркотикам, — подумалРомстед, — и даже возразить нечего». Тем временем Брубейкер продолжал:

— Должен признать, что я кое-что прошляпил: я обыскалдом и не заметил наркотика. В оправдание могу сказать лишь то, что явысматривал что-нибудь размером с этот чемодан, а не с чайный пакетик.