— Да, — ответила секретарша, — мистерВинегаард пришел и будет рад встретиться с вами. Да, минут через пятнадцать.

Ромстед нацарапал Майо записку, что вернется до полудня, ивышел на Монтгомери-стрит. Утро выдалось солнечным, но все же несколькопрохладным для настоящего калифорнийского лета.

В комнате для посетителей стоял ряд столов и больших кресел.На стене висела грифельная доска, на которой отмечались котировки акций. Дверив кабинеты партнеров находились в дальней части комнаты. Пол в кабинетеВинегаарда был застелен дорогим ковром, на нем стоял массивный письменный стол,а в углу висела засушенная тихоокеанская рыба-парус. Винегаард оказалсяпримерно одних лет с отцом Ромстеда — щеголевато одетый загорелый мужчина состаромодно подстриженными, слегка тронутыми серебром волосами. Он поднялся ипожал Ромстеду руку, потом указал на кресло для посетителей.

— Все это очень печально, — произнесВинегаард. — И я не понимаю, совсем не понимаю, в чем тут дело.

— Как и я, — сказал Ромстед. — Однако нетеряю надежды все выяснить. До сих пор мне приходилось довольствоватьсяинформацией из вторых рук, вот почему для меня так важно поговорить с вами,мистер Винегаард. Вы ведь давно были с ним знакомы?

— Двадцать… э… уже двадцать семь лет.

— Значит, вы не сомневаетесь, что он сделал эти деньгина фондовой бирже?

— Конечно нет. А что?

— Похоже, полиция в этом не очень уверена.

— Не понимаю, почему. В зарабатывании денег нет ничегопредосудительного. Все достаточно просто: любой человек, у которого естьхорошая работа и немного денег, может ежемесячно вкладывать кое-что в ценныебумаги и стричь купоны. — Винегаард слегка улыбнулся, как бы припоминаядавно ушедшие золотые деньки. — А потом оказаться на бирже в тот момент,когда акции «Доу» скакали в цене от двухсот до трехсот долларов за штуку, когдаза надежные акции можно было получить пяти-, шестикратную прибыль и на рынокчуть ли не каждый день выходили большие, многообещающие компании.

Впервые я встретился с Гуннаром Ромстедом в 1945 году. Ятолько что уволился из армии и работал с Меррилом Линчем. У вашего отца тогдабыло что-то около двадцати тысяч долларов и, на мой взгляд, вполне здравые идеинасчет того, как и куда их инвестировать. С тех самых пор я вел его дела. Мы довольночасто спорили, и в большинстве случаев Ромстед одерживал верх, и я долженпризнать, что чаще всего он оказывался прав.

О шкиперах и моряках принято говорить как о «морских волках»и старых чудаках, отставших от времени на целый век, однако капитан прекрасноориентировался в настоящем и превосходно угадывал тенденции будущего. Он верилв новые технологии — особенно в электронику, компьютеры и освоение космоса. Онведь и сам был радистом…

— Я ничего об этом не знал, — прервал его Ромстед.

— Неудивительно. Видите ли, ему вручили первыйофицерский диплом, когда он еще плавал на норвежских судах — пока не получилгражданство США. А в то время считалось совершенно обычным делом, — как онмне объяснил, — чтобы один из помощников капитана имел специальность радиста.Таким образом, у него было два свидетельства. И ничего странного в том, что онпочувствовал потенциальные возможности новых электронных компаний вроде«Амекса», «Вариана» и «Хьюлетт Паккарда». Кроме того, он покупал дорогие акции«Ксерокса» и Ай-би-эм — еще до того, как у них начался спад. И разумеется,шкиперы в те времена получали хорошее жалованье, так что большую часть акцийваш отец приобрел, пока плавал под американским флагом. И уже в 1965 году егопортфель ценных бумаг стоил не меньше миллиона долларов.

— Хорошо, — кивнул Ромстед. — С этимболее-менее разъяснилось. А теперь расскажите мне о том, как он ликвидировалакции на сумму двести пятьдесят тысяч. Спустя двадцать семь лет вы моглиожидать от него чего-либо в таком духе? Это похоже на него?

— Совсем нет, — решительно заявилВинегаард. — Как говорят мои внуки, это не лезет ни в какие ворота.

— Вы считаете, он поступил необдуманно?

— То же самое мог сделать ребенок, вооружившисьножницами. — Винегаард взял со стола список, состоящий из трех скрепленныхмежду собой листов. — Это копия нашего последнего отчета. Здесь упомянутывсе акции, которые мы держим для капитана Ромстеда на Уолл-стрит. Он велелпродать все с первой страницы, за исключением одного незначительного параграфав самом низу. Не вдаваясь в детали, скажу только, что в этот пакет входили двеакции, которые мы купили для него на прошлой неделе и на которые возлагалибольшие надежды, и еще одна — Ромстед приобрел ее меньше месяца назад, и онатеперь росла в цене даже лучше, чем мы предполагали. Продавать их не имело нималейшего смысла.

А на следующих двух страницах есть акции, от которых мы ужепочти решили избавиться. Приблизительно на ту же сумму — около ста девяностатысяч. Я спорил с ним, — точнее, пытался, — но он весьма резко оборвалменя. Сказал, что не желает говорить на эту тему. Велел продать все сразу послеоткрытия биржи и как можно скорее перевести выручку на его счет в банк.

Ромстед почувствовал, как в нем нарастает волнение:

— Скажите, не говорил ли он, что ему нужно именнодвести пятьдесят тысяч?

— Нет. Конечно, из предыдущих котировок он с точностьюдо нескольких тысяч знал, сколько денег принесет ему этот список, если несчитать изменений, произошедших на рынке за ночь, И действительно, выручкапосле продажи составила чуть больше двухсот пятидесяти трех тысяч.

— А что за акции включал в себя параграф в конце первойстраницы, которые он не стал продавать?

— Ерунда. Кое-какие гарантийные обязательства. Всевместе тысячи на полторы долларов.

— Другими словами, он полностью игнорировал остальныедве страницы. А когда вы попытались завести разговор о нескольких акциях,вписанных в них, он оборвал вас?

— Н-да. Примерно так все и было.

— И каким он вам показался? Не было ли чего-нибудьнеобычного в голосе или манере выражаться?

— Нет. Ничего такого я не почувствовал.

Напротив, ваш отец — будем смотреть правде в глаза — могбыть очень грубым, бесцеремонным и нетерпимым. В этом я имел удовольствие ещераз убедиться во время нашего с ним последнего разговора. Он не хотел слушать никакихразумных доводов.

— Нет, — возразил Ромстед. — Я думаю, оноборвал вас совсем по другой причине.

— Что вы имеете в виду?

— Я считаю, что отца заставили ликвидировать эти акции,и люди, которые принудили его к этому, по какой-то причине не знали осуществовании еще двух страниц. Иначе они , забрали бы все.