Когда перед самими копытами коня Якуба Данцеля прошмыгнулчерный кот, Якубу Данцелю следовало бы вернуться в Байрот. Однако Якуб Данцельограничился тем, что бросил коту вслед грубое слово и продолжал ехать. Если быон вернулся, Тибальд Раабе насмехался бы над ним за суеверие. А прекраснаяВероника фон Эльсниц могла бы, о ужас, пренебречь им как трусом.

Якуб Данцель поехал дальше трактом на Кульмбах, где ужерассчитывал на гуситов. Если бы он этого не сделал, если бы вернулся, у негобыли бы шансы, несмотря на бушующую войну, дожить до семнадцати лет.

На него набросились внезапно, более дюжины коней, окружили.Девушка с голубыми и нечеловеческими глазами ударом копья выбила его из седла.Когда Якуб попытался встать, она ударила древком, повалила.

У человека, который над ним стоял, были черные, длинные, доплеч волосы. Птичий нос. Злая ухмылка. И взгляд дьявола.

– Я задам тебе вопрос, зашипел он, как змея. – Аты ответишь. Видел ли ты двух панн, которые сами путешествут?

Якуб Данцель поспешно возразил. Черноволосый мерзкоулыбнулся.

– Спрошу еще раз. Ты видел?

Якуб Данцель возразил. Сжал веки и губы. Черноволосыйвыпрямился.

– На дерево его, – приказал он. – И разведитекостер.

– Я не знаю, где сейчас Рейневан, – сказалголиардэмиссар. Он представился девчатам как Тибальд Раабе. Его сопровождалидва помощника, как первый, так и второй, молоды.

– В Верхнюю Франконию, – пояснил он, – вошлопять гуситских армий. Думаю, что Рейневан находится в войске Табора, котороедвижется сюда через Гоф и Мюнхберг, туда я и пошлю весточку. С этим вот юношей,Якубом Данцелем.

Юноша Якуб Данцель посмотрел на Веронику и зарумянился.Вероника затрепетала ресницами.

– Мы же, – продолжал голиард, – подождемздесь, в Байроте.

– Почему мы должны ждать? – спросила Ютта. –Почему мы не можем ехать вместе с господином Данцелем прямо к гуситам?

– Это слишком опасно. В окрестностях разбойничаютбанды, разрозненные группы, дезертиры. Ничем не лучше их наемники. Местныерыцари, даже пфлегеры, боятся вступать в бой с чехами, зато скоры пограбить,поизмываться над беззащитными и женщинами…

– Мы знаем.

– А сами чехи, хмм, – Тибальд Раабезапнулся. – Некоторые командиры низшего звена… Боже сохрани попасть им вруки… Панна Ютта, Рейневан никогда бы мне не простил, если бы я тебя нашел, апотом потерял.

– Подождем здесь, в Байроте, – завершил ондискуссию. – Я уверен, что город сдастся. Я тут уже пару дней действую,бедноту подстрекаю. У патрициата уже портки трясутся от страха перед гуситами стой стороны стен, и перед чернью – с этой стороны. До них дошли слухи изПлауэна, из Гофа… О резне и пожарах… Байрот, увидите, сдастся, заплатитпожеговые. А когда чехи войдут, я отдам вас под опеку гейтманов. Будете вбезопасности.

Пламя свечи дрожало.

Успокоившись, умывшись и поев, Ютта и Вероника первым деломпоплакали, отходя от ужасов бегства. Затем повеселели.

– Были моменты, когда я переставала верить, – сосмехом призналась Вероника, подкручивая колки лютни, найденной среди пожитокТибальда в его конспиративной квартире в подвале. – Переставала верить,что нам удастся. Думала, что мы плохо кончим. Если не изнасилованные и прибитыемародерами, то в какой-нибудь яме от голода и холода. Сознайся…

– Сознаюсь, – призналась Ютта. – У меня тожебыли такие моменты.

– Но всё это позади! Ха! Мы всё пережили! Время о себеподумать. Этот Якуб Данцель… Дитё, но хорошенькое дитё. Глаза у него сладкие.Прямо сладкие. Не кривись. Ты своего любимого уже почти отыскала, уже почти вего объятиях. А я что? Попрежнему одна.

Seulete sui et seulete vueil estre,

Seulete m’a mon douz ami laissiee;

Seulete sui, sanz compaignon ne maistre,

Seulete sui, dolente et courrouciee,

Seulete sui…[308]

Пламя свечи задрожало сильнее.

– Тихо, – Ютта резко подняла голову. – Тыслышала?

– Нет. А что я должна была слышать.

Ютта жестом приказала ей молчать.

А в Байроте вдруг забили колокола.

Дверь резко распахнулась, внутрь влетел Тибальд Раабе.

– Бежим! – закричал он. – Гуситы в городе!Быстро! Быстро!

На улице их подхватила река бугущих и понесла в направлениицентра. С севера уже доносился большой шум и пальба, ночное небо окрасилосьзаревом в красный цвет. Они бежали, чувствуя уже горячие дуновения и запахгорелого. За ними несся крик, дикий и ужасный крик убиваемых.

– Ударили внезапно… – тяжело дышал Тибальд. –Ворвались через стены… Город пропал… Быстро, быстро…

Перед приходской церковью их чуть было не разделили,несущаяся в панике чернь на мгновение разорвала их, понесла в разные стороны.Ютту толкнули, падая, она ударилась об опору, отшибло дыхание, чудом не упала,если бы упала, ее растоптали бы. Тибальд неожиданно оказался возле нее, обнял,заслонил, принимая на себя последующие толчки и удары. Подхваченная толпой,Вероника пронзительно закричала. Эмиссар бросился к ней, вытащил из толчеи,трясущуюся, очумелую, с оторванным рукавом.

– Туда, туда! За ризницу!

Рядом повалили женщину с ребенком, затоптали, прежде, чемкто-то успел крикнуть.

Веронику толкнули, она упала в болото. Поднялась, кричала,водила вокруг ошалелыми глазами. Едва могла идти, ее пришлось тащить. НадБайротом уже поднимался огонь, с угрожающей скоростью перескакивая с крыши накрышу, с кровли на кровлю. В небо стреляли столбы искр. А над ревом пожараподнимался крик. Из улочек, ведущих на площадь, выбежали последние убегающие, аза ними выскочили гуситы. Пожар вспыхнул в клинках и остриях тысячью красныхотблесков. Крик убиваемых засверлил в ушах.

Убивали методично и не спеша, оттесняя толпу в сторонуприходской церкви. Когда церковь наполнилась людьми, подложили огонь.Загорелись лавки, переполненные нефы, хор и алтарь охватил пожар, церковьвнутри превратилась в гигантскую топку. Пытающихся вырваться из огня закалывалипиками. По улочкам, ведущим к реке, текли густые потоки крови. Разбрызгиваякровавое болото, гуситы сгоняли туда людей.

Побоище продолжалось.