Влажные ростки еще раздвигали сыпучие ребра, тепло чужой близости еще заменяло им солнце, но, открыв глаза, я неподвижно смотрел в стену напротив, и тонкой струйкой из меня исходил покой. Белые коридоры, понял я. Океаны в телевизорах. Их не было. Я только что спал, как нормальный человек, но так не должно было быть. Это напомнило, где мое место. И оно было не рядом с ней.

– Просыпайся, – прошептал я. – Надо заказать тебе такси.

– Нет… – пробормотала Криста, прячась мне в плечо. – Я всё. Я навсегда.

Отстранившись, я взял ее за плечи и заставил выпрямиться.

– Да. Ты навсегда.

Она окрепла, заморгала, пытаясь вспомнить меня в лицо:

– Кажется… У меня есть налик… – Вспомнила заодно и это.

– Прекрасная новость, – потому что я понятия не имел, где наша с Ариадной карточка. – Где?

– Не знаю… – Криста огляделась. – В плаще, наверное.

– А плащ где?

– Плащ? – тупо переспросила она. – Что?

Водопады моей грохочущей нежности разлились и наконец затопили соседей. Я засмеялся в голос.

– Будем надеяться, он в гардеробе.

Фея за гардеробной стойкой выслушала меня с уже знакомым равнодушием – все, кто носил смокинги с чешуей на рукавах, отличались каким-то глухонемым присутствием духа.

– Потрясающая история, – сообщила она с интонацией прямо противоположной. – Но без номерка сначала штраф, потом вещи.

Я окинул взглядом ряды вешалок за ее спиной. Опустив голову, Криста стояла рядом со мной и ковыряла пальцем щербинку на бортике стойки.

– Понимаю. Но вы посмотрите, пожалуйста, он вообще висит где-нибудь? Желтый такой дождевик. Вдруг она не потеряла номерок, а изначально ничего не сдавала.

Фея выдержала паузу и повторила:

– Сначала штраф, потом вещи.

Вздохнув, я попросил озвучить сумму.

– Не… – доверительно сообщила Криста, мотая головой, – у меня только фиолетовенькие…

На языке ее внезапной дискалькульной регрессии это значило: платить нам нечем. Но это было очевидно и без заявленного количества нулей.

– Я возмещу. Честно. Только посажу ее в такси.

– Сначала штраф…

– Ой, да бросьте! Вы же все равно найдете его где-то на полу, когда народ разойдется!

С нарочитой леностью фея облокотилась на стойку. Затем повернулась к Кристе:

– Тот самый, что ли?

Криста покачала головой, задумалась, кивнула. Снова задумалась, припоминая, о чем задумалась, издала бессодержательный мыкающий звук. Перекусив этим ворохом противоречивых сигналов, фея неохотно выпрямилась и направилась к вешалкам.

Я не стал уточнять про того самого, спросил только:

– Ты часто здесь бываешь?

– Бываю… – заболоченным эхом откликнулась Криста. – Но ты не волнуйся… Здесь безопасно… Даже наркотиков нет…

Есть, подумал я, заметив в глубине гардероба всполох желтого нейлона. Вы все и есть.

Такси мы вызвали с ее крошащегося априкота. В кармане дождевика нашлась одинокая фиолетовенькая, и без простоя ее хватало впритык. Я помог Кристе одеться, застегнув каждую молнию и клепку, затянув все возможные узлы. Это было бы глупо, если бы не было всем, что я мог.

На улицу Криста поплыла, как шарик. Мне оставалось только вовремя открывать двери. Что я и сделал, выпустив ее первой в холодную заполночь, где Криста неожиданно всколыхнулась, сбивая нам шаг.

– Как-то тут людно для будней…

В разжиженном эхе музыки на нас пристально молчало два десятка людей. Я узнал их. Я видел некоторых из них. Сейчас это были люди, просто люди, неприметные тени ночного города, но я помнил их просверленные дыры зрачков в ободах раскаленного солнца.

Я взял Кристу за руку. Такси ждало, прижавшись к обочине. Я сделал шаг навстречу ему, но и двум десяткам людей тоже. К счастью, Криста была слишком пьяна и не замечала неладное, и я, прикладывая титанические усилия к тому же, вел ее, повторяя про себя: она не тронет нас, не тронет. Она не тронет ее.

Усадив Кристу на заднее сиденье, я сразу же расплатился с водителем.

– Хороших снов, – прошептал уже снаружи.

– Хороших снов, – тихо вторил салон.

Я закрыл дверь. Машина загудела. В полосу приоткрытого окна просунулись пальцы. Я коснулся их, соединяя наши отпечатки, узор к узору, и так, без взглядов и слов, мы пообещали встретиться снова. Потом такси двинулось, размыкая наши миры, оставляя мне лишь фантомное свечение рыжих волос сквозь тонировку заднего стекла. Вскоре исчезло и оно.

Тогда я обернулся.

В большинстве своем госпожа-старший-председатель потеряла ко мне интерес. Лишь одна функция стояла рядом. Я уже видел ее – взаправду, в реальности. Это была уборщица, которую мы встретили в лифте перед тем, как подняться к Мерит Кречет. Хлопковая кудряшка выбивалась из-под черного головного платка.

– Их сомнения, как и симпатии, всем очень дорого обходятся. Не так ли, преемник?

Я посмотрел на нее, всю ее, и вздохнул:

– Вы не дадите мне вернуться внутрь.

Функция смотрела вдоль улицы, на ту часть, что в легком изгибе уходила за дома. Где-то там, знал я, через пару кварталов стояла многокорпусная инфекционная больница.

– Вы не дадите мне ответить на звонок.

Я не понял. Затем понял – услышав пронзительный писк. Его не смягчала даже одежда. Я сунулся в джинсы и выдернул кнопочный телефон, о котором за пару часов уже успел позабыть. На экране светился незнакомый городской номер.

– Вы знаете, кто это?

– Вы тоже знаете, кто это.

Я метнулся взглядом к клубу. Ее функции полностью перекрывали вход. Но если это он, я должен попасть внутрь, должен как-то передать Виктору с Тамарой…

– Они знают. Он призвал к себе Дедала. От госпожи преемника это потребует новых моральных усилий. Она уже обратилась к самым ресурсным из вас.

Телефон надрывался. Я смотрел на него, как на гранату без чеки.

– Чтобы вы знали. – Функция развернулась ко мне. – Если вы дадите мне ответить на звонок, это сократит время наших будущих прений.

Она не угрожала, даже не настаивала, как будто, сопротивляясь, мы лишь оттягивали неизбежное, просчитанное до каждого нашего «нет».

Я отступил. Сначала на шаг, потом на второй, уже шире и тверже. Отвернувшись, дернулся вдоль улицы, уходящей за дома, и лишь там, миновав изгиб, припав плечом к стене, нажал на нужную кнопку.

Телефон возле уха долго молчал. Я тоже.

– Ребенок?.. – наконец усомнился он, и я вжался в кирпич.

– Ребенок… – умоляюще продолжила трубка. – Черт, ну пожалуйста. Это должен быть ты. Если система реально что-то там оптимизирует, это будешь ты. Иначе мы все окажемся в полной жопе.

– Ах ты!.. – Я задохнулся от возмущения. – Хочешь сказать, это еще не полная жопа?! У тебя есть какой-то предел охренения вообще?! Потому что наш, охреневания, пройден еще вчера!

– Ой-ой, – удивилась трубка.

Я едва не швырнул ее об асфальт.

– Конечно, это я! Но я ни черта для тебя больше не сделаю! Ни на шаг в твою сторону не сдвинусь! Не поверю ни единому слову!

И зная, что все будет наоборот, Хольд от души рассмеялся.

Глава 18

Призраки утопии

– Чего гогочешь?! – вконец рассвирепел я.

Хольд уже не смеялся – он ржал, будто дозвонился до стендапа по телефону. Потом дыхание изменило ему, и я услышал мокрый, на разрыв легких кашель. Это отрезвило