– Да, в душе они тянутся к этому. К тому, чтобы видетьпламя факела, как я определила это, или свечи. Но не то пламя, что бушуетсегодня в каждом лесу, на каждой горе и в каждой лощине. Нет такой женщины,которая захотела бы сгореть в этом пламени! Им нужен свет, мой прекрасный,свет! И тепло. Но не разрушение. Зачем оно им? Они всего лишь женщины. Они несумасшедшие.

– Ладно. Допустим, ты достигла своей цели. Ты началареволюцию, она охватила весь мир – но только не думай, будто я считаю, что таки будет! Однако, если у тебя все получится, неужели в мире не найдется никого,кто потребовал бы расплаты за смерть стольких миллионов людей? Пусть богов ибогинь не существует, но разве ничто не заставит людей ответить за все – и насс тобой вместе с ними?

– Это врата, ведущие к невинности, такими они иостанутся в памяти. Никогда больше не допустят такого возрастания мужскогонаселения, ибо кто захочет повторения подобных ужасов?

– Заставь мужчин подчиниться тебе. Ослепи их так, какослепила женщин, как ослепила меня.

– Но, Лестат, в этом-то все и дело: они никогда неподчинятся. Чему бы подчинился ты? Они скорее умрут, как умер бы ты. Импотребуется новый повод для бунтарства. Они сплотятся, чтобы оказатьсопротивление. Представь себе битву с богиней. Мы еще на это насмотримся. Онине могут ничего с собой поделать, ибо они – мужчины. А мне пришлось бы правитьтолько с помощью тирании и непрекращающихся убийств. Начался бы хаос. Но мыразорвем бесконечную цепь насилия. Начнется эра полного, идеального мира.

Я молчал. Я мог бы придумать тысячу ответов, но ни один изних не был бы удовлетворительным и убедительным. Она слишком хорошо знала, чегохочет. И, по правде говоря, она во многом была права.

И все же это чистейшей воды фантазия! Мир без мужчин! Чегобы она добилась? О нет! Нет, я и на минуту не мог смириться с этой мыслью. Дажене… Но видение вернулось, то видение, которое посетило меня в нищейдеревне, – видение мира, лишенного страха.

Я представил себе, как пытаюсь объяснить им, какими былимужчины. Я представил себе, как пытаюсь объяснить, что было время, когда нагородских улицах могли совершаться убийства; объяснить, что значило для мужскихособей изнасилование…. Я увидел обращенные ко мне непонимающие глаза женщин,пытающихся вникнуть поглубже, совершить скачок к осознанию. Я почувствовал, какдо меня дотрагиваются их мягкие руки…

– Но это безумие! – прошептал я.

– Ах, как ты жестоко сопротивляешься мне, мойпринц, – прошептала она, вспыхивая гневом и обидой. Она подошла совсемблизко. Если она меня поцелует, я заплачу. Я думал, что разбираюсь в женскойкрасоте, но она превосходила любое описание. – Мой принц, – повторилаона приглушенным шепотом, – мои аргументы неоспоримы. Мир, в котором дляразведения содержат лишь горстку мужчин, – женский мир. Этот мир непознает нашей кровавой жалкой истории, где мужчины выращивают в пробиркахмикробы, способные истребить целые континенты в химической войне, и создаютбомбы, способные заставить Землю сойти со своей орбиты вокруг Солнца.

– А что, если женщины разделятся по принципам мужскогои женского начала, как часто случается с мужчинами, если рядом нет женщин?

– Сам знаешь, что это глупое возражение. Такиеразграничения поверхностны. Женщины остаются женщинами! Ты можешь вообразитьсебе войну, начатую женщинами? Отвечай мне правду! Можешь? Можешь вообразитьгруппировки женщин, скитающиеся с единственной целью – разрушать? Илиизнасилование? Сущая нелепица. Немногих заблудших ждет скорая расправа. Но вцелом произойдет нечто абсолютно непредвиденное. Как ты не понимаешь?Перспектива мира на земле существовала всегда, как и люди, способные ее увидетьи сохранить; и эти люди – женщины. Если убрать мужчин.

Совсем как смертный, я в оцепенении сел на кровать иуткнулся локтями в колени. Господи! Господи! Почему я все время повторяю этислова? Бога нет! Я нахожусь в одной комнате с Богом.

Она победоносно засмеялась.

– Вот именно, мой бесценный, – сказала она, взяламеня за руку, развернула и привлекла к себе. – Но скажи, разве тебя этохоть немного не возбуждает?

Я посмотрел на нее.

– О чем ты?

– Ты, такой импульсивный! Ты, превративший этогоребенка, Клодию, в вампира только лишь затем, чтобы посмотреть, чтополучится! – В голосе ее звучали одновременно и любовь и насмешка. –Ну же, разве тебе не интересно, что будет, когда на земле не останется мужчин?Разве тебе не любопытно? Загляни себе в душу. Разве идея не интересна сама посебе?

Я долго молчал, но потом покачал головой:

– Нет.

– Трус, – прошептала она.

Никто еще так меня не называл, никто.

– Трус, – повторила она. – Мелкое существо смелкими мечтами.

– Наверное, не было бы ни войн, ни насилия, –сказал я, – если бы все были, как ты выразилась, мелкими существами смелкими мечтами.

Она тихо рассмеялась. Снисходительно.

– Мы можем спорить об этом целую вечность, –прошептала она. – Но очень скоро мы все узнаем. Мир будет таким, как язахочу; и мы увидим, что из этого выйдет.

Она села рядом со мной. Мне показалось, что я схожу с ума.Ее гладкие обнаженные руки обвились вокруг моей шеи. Казалось, в мире никогдаеще не было более мягкого женского тела, более податливого и ароматного. Но онаоставалась такой твердой и сильной!

Свет в комнате потускнел. Небо за окном стало еще болееярким, темно-синим.

– Акаша, – прошептал я, глядя на звезды заоткрытой террасой. Я хотел что-то сказать, что-то важное, что отмело бы всторону все аргументы… Но мысли в голове мешались. Я расслабился – конечно, этоее воздействие, ее чары, но она знает, что они не приносят мне облегчения. Онапоцеловала меня в губы, в шею. Я чувствовал прохладный атлас ее кожи.

– Да, отдыхай, мой бесценный. А когда проснешься,жертвы будут ждать тебя.

– Жертвы… – Я грезил наяву, обнимая ее.

– Но пока ты должен поспать. Ты еще молод и хрупок. Надтобой трудится моя кровь – изменяет тебя, совершенствует.

Да, уничтожает меня; разрушает мое сердце и мою волю. Ясмутно сознавал, что двигаюсь, что ложусь на кровать. Я упал на шелковыеподушки, шелковыми были и ее волосы, и ее пальцы, и ее губы. Кровавый поцелуй;оглушительная пульсация крови.