Казалось, он меня услышал и все понял. И тогда из глубин егодуши вырвалась дикарская ненависть к женщинам, насыщенная такими картинаминасилия и возмездия, которые вызвали у меня улыбку, но я тоже понял. Прекраснопонял. Как просто презирать их, гневаться на то, что они – женщины! –посмели сопротивляться, стать врагами в многовековой битве! В его воображениивозмездием был мрак, невыразимый мрак.

Акаша сжала мою руку. Вернулось ощущение благодати;я был как в бреду, пытался противостоять этому, но тщетно. Желание тем неменее оставалось. Оно скопилось у меня во рту. Я чувствовал его вкус.

Пора отдаться ему, подчиниться потребностям организма… И даначнется жертвоприношение!

Женщины все как одна опустились на колени, а мужчины вдругсловно замерли, их глаза остекленели, губы дрожали.

Я не сводил глаз с мускулистых плечей первой жертвы, того,что вздумал бунтовать. Как всегда, я представил себе ощущение его плоховыбритого горла, зубы, впивающиеся в кожу – не в ледяную кожу богини, но вгорячую, соленую человеческую плоть.

«Да, любимый! Возьми его. Ты заслужил подобную жертву.Теперь ты – бог. Возьми его! Ты знаешь, сколько еще таких жертв ждут тебявпереди?»

Очевидно, женщины поняли, что следует делать. Едва я сделалшаг вперед, они подняли его с пола. Но, когда я протянул к нему руки, он вновьпопытался вырваться – последний спазм отчаяния…

Не умея еще рассчитывать свои силы, я слишком сильно сжалего череп и услышал, как треснула кость. Я вонзил в него зубы, но смертьнаступила почти мгновенно – так сильно хлынула кровь. Я сгорал от голода – этойпорции, закончившейся в мгновение ока, мне было недостаточно. Совершеннонедостаточно!

Я сразу же перешел к следующей жертве, пытаясь неторопиться, чтобы погрузиться в темноту, как это мне часто удавалось, иостаться наедине с его душой, чтобы в тот момент, когда брызнет кровь, когдарот мой наполнится ею до отказа, душа поведала мне свои тайны.

«Да, брат. Прости меня, брат».

Потом меня качнуло вперед, я споткнулся, наступил на труп ираздавил его.

– Давайте последнего.

Никакого сопротивления. Он смотрел на меня абсолютноспокойно, как будто на него снизошло озарение, как будто он нашел идеальныйвыход в какой-то теории или вере. Я притянул его к себе – мягче, Лестат! –и это был именно тот источник, в котором я нуждался: медленная, исполненнаямощи смерть, сердце, бьющееся так, словно оно не остановится никогда, вздох,сорвавшийся с его губ, мои мутные глаза. Наконец я отпустил его, и вместе с нимушли в небытие картины внезапно прервавшейся, краткой, не оставившей следажизни, смысл которой заключался в этой одной-единственной секунде.

Я уронил его на пол. Теперь он уже ничего не значил.

Остался только свет, а еще – восторг женщин, которыепосредством свершившегося чуда наконец-то были отомщены.

В комнате повисла тишина – ни единого шороха, лишь далекийшум прибоя…

И голос Акаши:

«Мужчины искупили свои грехи. Тех, кому оставили жизнь,следует содержать с заботой и любовью. Но никогда не давайте им свободу –помните, что они всегда подавляли вас».

За этим последовало такое же беззвучное, мысленное поучение.

Жадная похоть, свидетелями которой они только что стали –смерть от моих рук, – это вечное напоминание о ярости, живущей в каждоммужчине, и этой ярости нельзя давать волю. Мужчин принесли в жертву воплощениюих собственной жестокости.

Таким образом, продолжала она, эти женщины стали свидетеляминового великого ритуала, нового священного жертвоприношения. Они увидят егоснова и должны помнить о нем всегда.

От ее парадоксов у меня голова шла кругом. И кроме того, моисобственные недавние проекты доставляли мне невыразимую муку. Я хотел сыгратьроль зла в театре жизни и тем самым сделать что-то хорошее.

А теперь я получил возможность сыграть свою роль до конца, япревратился в истинное воплощение зла и в сознании нескольких простых душ стал,как она и обещала, мифом. И кто-то тихо нашептывал мне о необходимости бытьосторожнее со своими желаниями, дабы впоследствии не пожалеть о них.

Да, вот он – корень зла: сбылось все, о чем я мечтал. Желаяразбудить ее, я поцеловал ее в храме, я мечтал о ее силе… И вот теперь мы с нейстояли рядом, и нам пели гимны. Осанна!

Двери распахнулись настежь.

Мы оставляли их, окруженные завесой великолепия иволшебства. Мы поднялись в воздух, миновали выход и вознеслись над крышейстарого особняка, устремившись к сверкающей воде и к раскинувшимся в небехолодным звездам.

Я больше не страшился упасть – такие мелочи уже не вызывалиу меня опасений. Потому что всей своей душой – ничтожной, как и всегда, –я познал такие страхи, какие мне прежде и не снились.

Ей снилось убийство. Она находилась в огромном темномгороде, похожем на Лондон или Рим, и спешила достичь своей цели – убийства,торопилась захватить первую сладостную жертву. И непосредственно перед тем, какоткрыть глаза, она совершила скачок от того, во что верила всю жизнь, к этомупростому аморальному поступку – убийству. Она действовала точно так же, как змея,которая поднимает в своей кожаной пасти-щели маленькую плачущую мышку имедленно сдавливает ее, не слыша этих тихих душераздирающих звуков.

Проснулась она в темноте, и весь дом словно ожил. Старейшиепозвали ее: «Приди». Где-то вещал телевизор: оказывается, на какой-тосредиземноморский остров явилась святая Дева Мария.

Голода не было – слишком сильна кровь Маарет. Но мысль обубийстве разрасталась, манила, словно сгорбленная старуха в темном переулке…

Поднявшись из узкого ящика, в котором лежала, она на цыпочкахпошла сквозь черноту, пока не нащупала металлическую дверь. Она вышла в холл иувидела зигзагообразно уходящую вверх бесконечную металлическую лестницу,похожую на скелет; сквозь стекло проглядывало дымное небо. На лестнице, у дверив главный дом, стоял Маэл и смотрел на нее сверху вниз.

У нее закружилась голова: «Я – одна из вас, мы вместе». Онаположила руку на металлические перила, и внезапно ее охватила мимолетная скорбьпо всему, чем она была до того, как эта яростная красота схватила ее за волосы.

Маэл сошел вниз, словно увидел, что она мысленно уноситсякуда-то очень далеко, и хотел вернуть ее к реальности.

Они, конечно же, понимали, как теперь дышит для нее земля,как поет лес, как в темноте крадутся корни, проникая сквозь земляные стенывнутрь.