верю ли я, что русские коммунисты нас спасут в случае войны. "Какого вы мнения о нашей армии? Разве она может воевать?". Так они спросили, узнав, что я работала на армейской выставке. Сомневаюсь, что армия сможет отстоять П. Техника у них устаревшая. Самолеты привезли старые, местами ржавые. Я вспомнила, как лет восемь назад была на авиационном шоу с Альбертом, Марией и Дитером. Ржавые самолеты. Как с ними можно воевать? Глупость. Войны не будет. Наши не сошли с ума, чтобы сейчас воевать. Достаточно, что они оккупировали две страны. Пусть, пусть, их власть привыкла получать все безболезненно. Они не решатся на агрессию. Это безумие. Это блеф. Если бы они собирались воевать, Мария бы уже била во все колокола и требовала уезжать из П. Она — жена офицера, кому, как не ей, знать обстановку? Что может быть нелепее, чем воевать с ребятами, которых я помню со школы? Что может быть нелепее, чем воевать с Дитером и Альбертом? Может, воевать с Марией? Не слушай Митю. Послушать его — нужно отказаться от семьи, потому что она, понимаете ли, с фашистами и хочет меня, получается, убить. Нет, остановись. Не развивай это. Митя, черт бы тебя взял, где тебя носит? Почему ты не приезжаешь? Почему я согласилась торчать в П., если могла поехать домой, к Марии, к Альберту? Работать в Г. много интереснее. Нашлось бы, что поснимать. Снимать коммунистические собрания — скука скучная, Митя!..".

Мария написала так:

«Катя!

Почему от тебя нет вестей? Что случилось?

Я не знала, как написать тебе, а то бы написала раньше. У нас никто не сомневается: приближается война. Расставляют зенитные орудия, ночью и ранним утром мы просыпаемся от жужжания самолетов в небе. Уезжают иностранцы.

Я знаю, что ты в В. — мне об этом сказал Дмитрий Иванович. Почему, объясни мне, ты остаешься в В.? Ты понимаешь, что это опасно? Что ты будешь делать, если начнется война? Я считаю — как твоя старшая сестра и ответственный и умный человек, — я считаю, что тебе нужно возвратиться к нам. А что? Можешь пожить у нас. Мы поможем тебе найти работу. Если хочешь, будешь работать переводчиком. Если бы ты была очень привязана к мужу, я бы поняла тебя, но, зная, что ты с ним живешь из упрямства, я рискую воззвать к твоему разуму. Я прошу тебя вернуться, пока это возможно, я прошу тебя быть благоразумной!

Я отправляю письмо скорой почтой и требую от тебя немедленного ответа, чтобы мы знали, в какой час тебя встречать.

P.S. У нас изумленно встретили новость о заключении пакта с красными. Нам объясняют теперь, что они — наши лучшие друзья, больше — братья. Красные — наши братья? О-о-о!

P.P.S. На всякий случай предупреждаю: если я не получу от тебя в ближайшие часы ответа, я пошлю за тобой А.М. Он-то тебя заставит! Я скажу А.М., что он может применить силу, понятно?

Рассчитываю на твое благоразумие, твоя сестра Мария».

Заметив письмо это на столе, Ганна Каминская хотела о нем заговорить, но не решилась. Возвратившись из Б. с материалом и плохим настроением, Катя не была расположена к конструктивной беседе. Они молча пили чай в гостиной. Каминская все косилась на открытый конверт, а Катя хмурилась, смотря мимо. Злилась она или расстраивалась, Каминская не понимала.

Позже, закончив с первой чашкой, она все же спросила:

— Тебе написали родственники из «Единой Империи»?

— Что? — Катя с удивлением взглянула на нее.

— Письмо…

— А, письмо. Мне написала Мария.

Каминская замолчала, чувствуя, что это не ее дело. Катя унесла чашки в кухню, а возвратилась с газетами, которые они договорились поклеить на окна. Газеты рвались на полоски, и лентами этими нужно было заклеить окна, чтобы в случае бомбежек осколки не полетели в комнату.

— Сомневаюсь, что это поможет, — мрачно сказала Катя, забираясь на стул. — Разве что взорвется далеко.

— Ты считаешь? — с сомнением спросила Каминская.

— Об этом мне говорили военные — по работе.

— М-м-м, но заклеивают все… возможно, поможет.

Спорить Катя не стала. Каминская залезла на второй стул и потянулась за клеем, который они смешивали в миске.

— У меня дочь, — прошептала Каминская, — быть может, стоит вывезти ее из В.? Я бы отправила ее к бабушке. Но не знаю…

— На восток?

— Нет, это юг.

— Как знаешь, — ответила Катя, — если начнется война, на юге могут быть большие проблемы.

— Но ты… не веришь в это.

— Так ли важно, во что я верю?

Ганна Каминская пыталась уловить что-то за мрачным ее выражением.

— Что написала твоя сестра? — низким встревоженным голосом спросила она.

Катя пожала плечами; она не отвлекалась и быстро и аккуратно заклеивала раму.

— Меня это тоже касается! Слышишь?.. Твоя сестра замужем за фашистом!

То же пожатие плечами.

— Катя! Ее муж — фашист…

— И что мне с того? — не сдержалась Катя.

— Что она написала тебе? Она что-то знает?

— Ничего она не знает. Она считает, что… ох, что вот-вот нас разбомбят. Это ты хотела услышать?

Катя спрыгнула со стула, бросилась к столу и швырнула Каминской письмо Марии. Та наклонилась, чтобы взять его.

— Зачем?..

— Читай, если это тебя касается.

Чтобы не смотреть на подругу, она полезла за кошельком и пересчитала бумажки.

— Жаль, осталась сотня, а то купила бы бумагу получше. Деньги получу только десятого числа. Митя, паскуда, хоть бы денег прислал!

— А А.М. кто такой? — внезапно спросила Каминская. — Человек, о котором она пишет, — кто это?

— А, старый друг нашей семьи.

— Твой муж его знает?

— Нет… слышал о нем, но… мы их не знакомили.

— Ты уезжаешь к ней?

— Нет, — резко сказала Катя, — я уезжать не собираюсь. Стала бы я заниматься этими окнами?

— Тебе стоит уехать, — возразила Каминская.

— Почему?

— Твое место с ними. Ты… чужая тут.

Зная, сколь это болезненно для Кати, Каминская все же решилась напомнить, что она, как бы ни старалась, остается иностранкой, без местного паспорта, без знания языка. От напоминания этого Кате стало неприятно.

— Я живу в квартире моего мужа, — резко ответила она. — И я имею право в ней жить, сколько мне захочется… или пока мой муж не вернется.

— Но… мы чужие тебе. Я понимаю: ты окажешься в ужасном положении.

— В каком положении я окажусь?

— Ты… Катя, страна, из которой ты приехала, собирается напасть на мою страну. Почему я должна… объяснять, в каком положении ты…

Чувствуя себя оскорбленной, Катя упрямо молчала.

— Она пишет… что отправит к тебе этого фашиста. В наш