Она выпрямилась, дрожа и плача, и осмотрела своюразгладившуюся плоть и его израненное тело.

«Хайман, – крикнула она. – Кинжал! Дай мне кинжал!Они забрали с собой свое оружие. Твой кинжал! Немедленно!»

Хайман торопливо подчинился, хотя был уверен, что станетсейчас свидетелем последней минуты жизни царя. Но его кинжалом царица разрезаласебе запястья и пролила кровь на раны своего мужа… Раны исчезли! Вскрикнув отволнения, она размазала кровь по ранам на его лице.

Ран царя как не бывало – Хайман видел это своими глазами.Хайман видел, как затянулись огромные порезы. Царь переворачивался, раскидываяруки, и языком слизывал кровь Акаши, текущую по его лицу. А потом, приняв ту жепозу, в которой несколько мгновений тому назад пребывала царица, Энкил обнялжену, широко открыл рот и приник к ее горлу.

Хайман насмотрелся достаточно. В дрожащем свете факела двебледные фигуры казались ему призраками, как будто сами превратились в демонов.Пятясь, выбрался он из дома и полез на садовую стену. А дальше он, очевидно,потерял сознание и упал лицом в траву.

Очнувшись, он увидел себя лежащим на золоченом диване впокоях царицы. Во дворце было тихо. Он увидел, что ему сменили одежду, омылилицо и руки; в комнате почти не было освещения, тлели благовония, а дверь всад была открыта, словно бояться было нечего.

Потом он заметил в тени царя с царицей; только это больше небыли его царь и царица. Казалось, он сейчас закричит столь же ужасно, как иостальные; но царица успокоила его.

«Хайман, мой Хайман, – сказала она и передала емукрасивый кинжал с золотой ручкой. – Ты хорошо послужил нам».

Здесь Хайман сделал паузу.

«Завтра ночью, – добавил он, – когда сядет солнце,вы сами увидите, что произошло. Ибо тогда, и только тогда, когда потухнет светв западном небе, они вдвоем появляются во дворце; и вы увидите то же, чтои я».

«Но почему только ночью? – спросила я его. – Чтоэто означает?»

И он объяснил, что не прошло и часа с момента егопробуждения, как они отпрянули от открытых дверей дворца и начали жаловаться,что от света у них болят глаза. Они уже пытались скрыться от ламп и факелов; нотеперь их настигало утро; и не было во дворце такого места, где они моглибы спрятаться.

Крадучись, прикрываясь покрывалами, царь и царица покинулидворец. Они помчались с нечеловеческой скоростью к местам захоронения членовдревних семейств – тех семейств, которых заставляли изготовлять из усопшихмумии и участвовать в помпезных церемониях. Иными словами, они бежали ксвященным местам, которые никто не смеет осквернять, но так быстро, что Хайманне мог их догнать. Но один раз царь остановился и воззвал о пощаде к богусолнца Ра. Плача, стеная, словно их обжигало солнце, хотя его лучи практическиеще не озарили небосвод, царь и царица исчезли из виду.

С тех пор они ни разу не появлялись до захода солнца. Ониприходят со стороны священных захоронений, хотя никто не знает, откуда именно.И каждый раз их ожидает великое множество людей, провозгласивших их богом ибогиней, воплощениями Озириса и Изиды, божествами луны; они осыпают их цветамии кланяются им до земли.

Ибо повсюду распространился слух, что с помощью некойбожественной силы царь и царица превозмогли смерть от рук врага, что они –боги, бессмертные и непобедимые, и что та же сила наделила их способностьючитать в людских сердцах. От них не скроется ни одна тайна, их врагов караютбез промедления, они слышат даже то, что человек произносит лишь мысленно. Всеих боятся.

«Но я, как и остальные верные слуги, знаю, – продолжалХайман, – что они не выносят, когда к ним слишком близко подносят свечуили лампу, а когда они тайно казнят своих врагов, то пьют их кровь! Пьют кровь,говорю вам! Как дикие кошки в джунглях, кормятся они своими жертвами; после нихкомната похожа на логово льва. А я, Хайман, их доверенный управляющий, долженподбирать трупы и сбрасывать их в яму!»

Здесь Хайман замолчал и разрыдался.

Но повесть его была окончена, и уже почти рассвело. Надвосточными горами всходило солнце, мы готовились к переправе через могучий Нил.Пустыня нагревалась, первый плот с солдатами отплывал, и Хайман подошел ксамому берегу. Он все еще плакал, когда солнце озарило реку и запылала вода.

«Бог солнца Ра – древнейший и самый великий богКемета, – прошептал он. – И этот бог обернулся против них. Почему?Втайне оплакивают они свою судьбу, жажда сводит их с ума, они боятся, что невынесут этого. Вы должны спасти их. Вы должны сделать это ради нашего народа.Они послали за вами не для того, чтобы обвинять или причинить вам вред. Вынужны им. Вы – могущественные ведьмы. Заставьте духа исправить содеянное».

Но, посмотрев на нас и вспомнив все, что с нами стряслось,он вновь впал в отчаяние.

Мы с Мекаре не ответили. Плот был готов нести нас к дворцу.Глядя через водную гладь на огромное скопище разноцветных зданий – на царскийгород, мы спрашивали себя, чем же завершится весь этот кошмар.

Сходя на берег, я внезапно поняла, что умру в Кемете. Яхотела закрыть глаза и потихоньку вопросить духов, действительно ли этомусуждено случиться, но не посмела. Я не могла расстаться с последней надеждой.

Маарет напряглась.

Джесс заметила, как распрямились ее плечи, как беспокойнозабегали по дереву пальцы правой руки, как блеснули в свете пламени золотыеногти.

– Я не хочу пугать вас, – ровным голосомпроизнесла Маарет. – Но вам следует знать, что Мать пересекла великоевосточное море. Они с Лестатом находятся ближе…

Джесс ощутила, как всех присутствующих охватила тревога.Маарет оставалась неподвижной, она что-то слышала или же что-то видела – ееглазные яблоки едва заметно двигались.

– Лестат зовет, – сказала Маарет. – Нослишком слабо, не могу разобрать слов, не вижу образов. Однако он цел иневредим – в этом я уверена; и у меня осталось очень мало времени, чтобызакончить свою историю…

Карибское море. Гаити. Сад Господа Бога.

Я стоял в лунном свете на вершине холма и старался несмотреть на этот рай. Я старался вызвать в памяти образы тех, кого любил.Вместе ли они все по-прежнему – в том сказочном лесу, полном чудовищныхдеревьев, где я видел свою мать? Если бы я мог увидеть их лица, услышать ихголоса!

«Мариус, не строй из себя сердитого отца! Помоги мне! Помогивсем нам! Я не сдаюсь, но проигрываю. Я теряю и душу, и рассудок. Сердца у меняуже не осталось – оно принадлежит ей!»