Казалось, аллее не будет конца, и лошадь, сколько ни тянулаСкарлетт ее за уздцы, упрямо замедляла шаг. Скарлетт впивалась глазами во мрак.Ей показалось, что она видит неразрушенную крышу. Неужели… Неужели… Нет,конечно, ей это просто почудилось. Война же не пощадила ничего, не могла онапощадить и их дом, хоть он был построен на века. Война не могла миновать ихжилище.

Но туманные очертания начинали вырисовываться яснее.Скарлетт сильнее потянула лошадь вперед. Да, белые стены отчетливо проглянулииз темноты. Не обугленные, не опаленные огнем. Тара уцелела! Ее родной очаг!Скарлетт отпустила уздечку и ринулась к дому, раскинув руки, словно стремясьзаключить его в объятия. И тут она увидела какую-то тень: выступив из мрака,тень остановилась на ступеньках крыльца. Значит, дом не безлюден. В нем, кто-тоесть!

Крик радости, готовый сорваться с ее губ, внезапно замер.Дом был странно темен, странно тих, а фигура на ступеньках неподвижна ибезмолвна. Что-то было не так. Не так, как прежде. Дом стоял целый, нетронутый,но от него веяло такой же жуткой мертвой тишиной, как от всего лежавшего вруинах края. Но вот темная фигура на ступеньках пошевелилась. И неспешно,тяжело стала спускаться вниз.

— Папа? — хрипло прошептала Скарлетт, все еще неверя своим глазам. — Это я — Кэти-Скарлетт. Я вернулась домой.

Джералд молча, медленно, словно лунатик, направился на ееголос, волоча негнущуюся ногу. Он подошел совсем близко и стал, оцепенело глядяна нее — так, словно ему мнилось, что он видит ее во сне. Он протянул руку иположил ей на плечо. Скарлетт почувствовала, как дрожит его рука: казалось, онмедленно пробуждался от какого-то тягостного сна и постепенно начиналосознавать происходящее.

— Дочка, — проговорил он как бы через силу. —Дочка.

И умолк.

«Боже, да он же совсем старик!» — пронеслось у Скарлетт вголове.

Плечи Джералда, никли сутуло. В лице, которое Скарлетт лишьсмутно различала в полумраке, — ни следа былой, бьющей через крайжизненной силы; в глазах, смотревших сейчас на нее в упор, — почти такоеже отупело-испуганное выражение, как у маленького Уэйда. Перед ней стоялдряхлый старичок, развалина.

Страх перед чем-то невидимым сжал ее сердце, наползая на нееоттуда, из мрака, и она стояла и смотрела на отца онемев, с тысячей невысказанныхвопросов на устах.

Из повозки — в который уже раз — донесся слабый жалобныйплач, и Джералд с усилием стряхнул с себя оцепенение.

— Это Мелани со своим младенцем, — торопливозашептала Скарлетт. — Она совсем больна. Я привезла ее к нам.

Джералд снял руку с ее плеча и выпрямился. Когда он медленнозашагал к повозке, в нем словно бы возродилось что-то от прежнего хлебосольногохозяина поместья, встречающего гостей, и он произнес слова, всплывшие из темныхзакоулков памяти:

— Кузина Мелани!

Голос Мелани что-то неясно прошелестел в ответ.

— Добро пожаловать, кузина Мелани. Двенадцать Дубовсожгли. Мы рады принять вас под наш кров. Мысль о том, сколько пришлосьвыстрадать Мелани, заставила Скарлетт очнуться и начать действовать. Жизньбрала свое — надо было уложить Мелани и младенца в хорошую постель и сделатьмассу всяких мелких необходимых вещей.

— Она не может идти. Ее надо отнести в дом.

Послышался шум шагов, и темная фигура появилась в дверномпроеме на пороге холла. Порк сбежал по ступеням крыльца.

— Мисс Скарлетт! Мисс Скарлетт! — восклицал он.Скарлетт схватила его за плечи. Порк — неотъемлемая частица Тары, свой, какстены этого дома, как его прохладные коридоры! Он неуклюже поглаживал ее руки —она чувствовала на них его слезы — и приговаривал плача:

— Воротилась! Вот радость-то! Вот радость-то! Присситоже расплакалась, невнятно бормоча:

— Порк! Порк! Хороший!

А Уэйд, воодушевленный тем, что взрослые вдруграсчувствовались, сразу принялся канючить:

— Пить хочу!

Но Скарлетт быстро поставила все на свое место:

— Там, в повозке, мисс Мелани с младенцем, Порк. Еенадо очень осторожно отнести наверх и устроить в комнате для гостей. Присси,возьми младенца, отнеси в дом и отведи туда Уэйда, дай ему попить. А Мамушкадома, Порк? Скажи ей, что она мне нужна.

Решительный голос Скарлетт, казалось, сразу вдохнул в Поркасилы. Он тотчас направился к повозке и пошарил у задней стенки. Меланизастонала, когда он приподнял ее и потащил с перины, на которой она недвижнопролежала столько часов кряду. И вот он уже держал ее на своих сильных руках, иона, как ребенок, опустила голову ему на плечо. Присси следом за ним подняласьпо широким ступеням крыльца, неся на одной руке младенца, другой таща за собойУэйда, и они скрылись в глубине темного холла.

Натруженные пальцы Скарлетт судорожно стиснули руку отца.

— Они поправились, па?

— Девочки поправляются.

Голос его оборвался, и в наступившем молчании мысль, слишкомстрашная, чтобы дать ей облечься в слова, начала заползать в сознание Скарлетт.Она не могла, не могла заставить себя задать этот вопрос. Она сглотнула слюну,попыталась сглотнуть еще раз, но во рту и в горле внезапно так пересохло, чтоона едва могла дышать. Значит, вот почему в доме такая мертвая тишина? И,словно угадав ее невысказанный вопрос, Джералд заговорил.

— Твоя мать… — вымолвил он и умолк.

— Мама?..

— Она вчера скончалась.

Крепко сжимая руку отца, Скарлетт вступила в просторныйхолл, каждый уголок которого знала как свои пять пальцев. Даже в полном мракеона не наткнулась ни на одно из кресел с высокими спинками, не задела ни пустойподставки для ружей, ни разлапистых ножек старого серванта: непреодолимая силавлекла ее к маленькому кабинетику в глубине дома, где изо дня в день сиделаЭллин, проверяя бесконечные счета. И ей казалось, что вот сейчас она переступитпорог этой комнаты — и Эллин, как всегда, будет сидеть там за секретером; онаподнимет на нее глаза, гусиное перо замрет в ее руке, и, шурша кринолином, онавстанет, чтобы заключить измученную дочь в свои нежные, душистые объятия. Эллинне могла умереть, сколько бы ни твердил это отец, словно попугай, заучившийодну фразу: «Она скончалась вчера, она скончалась вчера, вчера…» Как страшно,что она ничего не чувствует сейчас — только усталость — тяжелую, как кандалы, иголод, от которого подкашиваются ноги. Она подумает о маме потом. Она не должнасейчас о ней думать, не то еще начнет бессмысленно причитать, как Джералд, илиреветь надрывно на одной ноте, как Уэйд.

Порк спустился по темной лестнице, спеша навстречуСкарлетт, — так замерзшее животное тянется к огню.