В начале 346 г. до н. э. благодаря мирному договору Филократа в войне на территории континентальной Греции наступило временное затишье. Филипп был признан у греков выдающейся фигурой, и Исократ поспешил опубликовать свой Philippus, в котором он призвал македонского царя продолжить завоевания на материке, возглавив долгожданную священную войну против варвара. Время, заявил он, благоприятное. Египет еще не завоеван. Кипр, Финикия и Киликия восстали. Теперь, когда Артемисия умерла, Идриэй (350–344 до н. э.) мог забыть о своей сомнительной верности, а он был самым процветающим среди жителей материка. После этого публицист с некоторой горечью замечает, что стыдно смотреть, как Азия преуспевает в материальном плане по сравнению с Европой, а варвары живут лучше греков.

На тот момент Идриэй действительно был дружески расположен к европейским грекам. В тот год — первый с той поры, как Дельфы были освобождены от грабежей фокийцев и снова стали открыты для даров внешнего мира, — милесийцы посвятили Пифийскому Аполлону бронзовые статуи своего повелителя Идриэя и его сестры-жены Ады, которые были сделаны для них парийским скульптором Сатиросом. Их фигуры и имена были изображены на барельефе Зевса Лабраундского, установленном в Тегее (древнегреческий город в Аркадии (Пелопоннес). — Пер.).

Филипп на самом деле очень серьезно думал о союзе европейских греков против общего врага, но он был слишком умен, чтобы проповедовать священную войну, прежде чем на родине будет достигнуто большее единство. Тем не менее он четко указал на то, что у него на уме, когда в Олимпии он построил Филиппеум в честь своих военных и спортивных побед и для его украшения позвал всех известных художников и скульпторов, которые нашли выгодную работу в Карии. Такая потеря не обрадовала бы Идриэя.

В отличие от Исократа его ученик Андротион не доверял карийцу. Будучи подданным Персии, он был подобен собаке, спущенной с цепи. Подобно тому, как она бросается на человека и кусает, так и Идриэй, освобожденный от оков, был опасен. Андротион был прав; еще до конца года Идриэй откликнулся, но не на приманку Филиппа, как предполагал Исократ, а на приказ своего хозяина. С собой он привел Оху сорок карийских трирем и восемь тысяч наемников под командованием афинского полководца Фокиана, ведь теперь по обеим сторонам баррикад были афинские полководцы! В течение какого-то времени на мятежном Кипре царил мир, и можно было ожидать богатой добычи; вскоре число наемников удвоилось. Типичным является герой пьесы Антифана «Солдат»: он хвастается, что всю войну он провел на Кипре и жил в Пафосе в роскоши.

В начале 345 г. до н. э. Ох собрал огромную армию в Вавилоне и выступил против Сидона. Для безопасности его жители отправили за границу свои деньги, вырыли вокруг города тройной ров и возвели стены. Были собраны более ста кораблей — не только триремы, но и недавно изобретенные квинкиремы с пятью рядами весел. Но Ментор и Теннес вступили в заговор с целью предать город. По мере того как из города отправлялась одна группа знатных горожан за другой, всех их убивали поджидавшие их персы, но, когда сам Теннес бежал из города, чтобы получить свою награду, он получил лишь наказание как ненужный уже предатель.

Преданные горожане подожгли свои корабли, заперлись с семьями в своих домах и все сгорели. Оху остались лишь развалины, которые он продал спекулянтам, заплатившим ему много талантов за право искать расплавленное золото и серебро. Из Вавилонии до нас дошла табличка, которая гласит: «На 14-й год правления Оха, имя которого Артаксеркс, в октябре месяце пленники, которых царь захватил в землях Сидона, вошли в Вавилон и Сузы. В тот месяц 13-го дня (24 октября 345 до н. э.) несколько солдат, находившихся среди них, вошли в Вавилон. На шестнадцатый день многочисленные женщины, которых царь отправил в Вавилон, вошли в царский дворец». Табличка дает нам яркую картину страданий, перенесенных женщинами, подвергнутыми древней системе депортации; женщины вошли во дворец не за почестями, а как рабыни.

Затем Финикия была передана Мазею (персидский наместник в Киликии при Артаксерксе Охе. — Пер.) и объединена с Киликией. На своих первых монетах, отчеканенных в Киликии, Мазей впоследствии заменил греческого оленя, пожираемого азиатским львом или быком. Две стены с бойницами и четырьмя башнями на каждой истолковывались как Киликийские Ворота, хотя более вероятно, что они представляют собой сам Таре (древняя столица Киликии на реке Киднос. — Пер.). Надпись на монете гласит: «Маздай, правитель Абар Нахары и Хилик». Монеты с надписями на арамейском языке были отчеканены в Тарсе, Иссе и Маллосе, но на тех, что из Маллоса, есть надпись и на греческом языке. На монетах Мазея, выпущенных в Сидоне, начиная с шестнадцатого года его правления (343 до н. э.) и почти до конца его, изображали галеру прежних местных царей.

Посланники от Оха появились в главных греческих государствах и запросили наемников. Афины и Спарта, полководцы которых уже находились в Египте, отказались оказать помощь, хотя Афины смягчили свой отказ, заявив, что желают сохранить мир с царем — при условии, что он не нападет на греческие города. Однако Фивы послали тысячу солдат под командованием Лакрата, а аргивяне — три тысячи под командованием Никострата, в то время как еще шесть тысяч прибыли из греческих городов в Азии, и их должен был возглавить предатель Ментор (344 до н. э.). Персами командовал Росакес, потомок одного из «Семи» и на тот момент сатрап Ионии и Лидии, и Аристазан. Главный евнух Багоас был главнокомандующим, в то время как всем огромным войском руководил лично сам Ох.

Потеряв значительную часть армии в Баратрах (согласно Диодору и Страбону, так назывались обширные болота недалеко от современного города Порт-Саида в Египте. — Пер.), царь достиг крепости Пелусий, которую защищал Филофон, стоявший во главе пятнадцати тысяч греков. Не сумев взять цитадель в первый день сражения, Ох разделил войска: одна часть под командованием Лакрата и Росакеса была оставлена для ведения осады пограничной крепости; Никострат и Аристазан были поставлены во главе второй части, в то время как основные силы продолжали оставаться под командованием Ментора и Багоаса. Чтобы противостоять им, Некхт-хар-хеби собрал под свои знамена двадцать тысяч греков, почти такое же количество ливийцев и шестьдесят тысяч египтян. У него также был большой флот кораблей на Ниле, аравийский берег которого удерживала цепочка крепостей.

Оборона была крепкой и, как это было в прошлом, должна была сдержать агрессоров. Но все оказалось бесполезным, потому что командующие наемниками афинянин Диофант и спартанец Ламий не смогли заставить царя согласиться с предложенной ими тактикой. В пику их совету немедленно атаковать противника Некхт-хар-хеби решил подождать близкого паводка на Ниле, уверенный в том, что поднявшийся уровень воды снова вынудит врага отступить из разлившейся дельты реки.

На причину этой его уверенности — обещание бога войны Онуриса спасти Египет от надвигающейся угрозы — есть намек в народной сказке, которая дошла до нас только в греческом переводе на папирусе более позднего периода. В ней говорится, что в ночь с 21-го на 22-е число месяца Фармутхи, в полнолуние, на шестнадцатый год правления Нектанебо царь, проживавший в Мемфисе, совершил жертвоприношение и попросил богов открыть ему будущее. Современные астрономические таблицы доказывают, что в этот год правления Некхт-хар-хеби полную луну в месяц Фармутхи можно было наблюдать 5 июля 343 г. до н. э. Таким образом мы получили не только дату этих конкретных событий, но, фактически, ключ ко всей хронологии независимого Египта на протяжении IV в. н. э.