В ответном сне, ниспосланном ему, как говорится в сказке, Нектанебо увидел плывущий папирусный плот — по-египетски он называется «ромпс» (как поясняет переводчик), — который встал на якоре в Мемфисе. На нем стоял большой трон, на котором восседала Исида, богиня плодов и возлюбленная богов; все боги стояли вокруг нее по правую и левую руку. Один из них, ростом 20 локтей (1 локоть = 45 см. — Пер.), вышел на середину; его имя на египетском языке дано как Онурис, а на греческом — Марс (это еще одно пояснение). Упав лицом вниз, он заговорил так: «Приди ко мне, богиня богов, ты, обладающая величайшей властью, правящая всеми во Вселенной и дающая жизнь всем богам. Смилуйся надо мной, Исида, и услышь меня! По твоему приказу я безустанно наблюдал за этой страной и делал все, что нужно, для Нектанебо, царя Самауса, которого ты сделала правителем. Но он обходит вниманием мой храм и не слушает моих предписаний. Нет у меня храма, а работы в святая святых под названием Ферсо [Першу — «дом Шу»] закончены наполовину из-за нечестности вождя». Богиня ничего не ответила.

Нектанебо проснулся и поспешно призвал к себе верховного жреца и пророка Онуриса из Себеннита в глубине страны, который все еще оставался под властью Египта 6 июля 343 г. до н. э. Они сообщили, что ситуация не такая безнадежная, как намекает этот сон; все было завершено, за исключением священных букв, которые должны были быть вырезаны на каменных стенах, — иероглифов.

Пока это было, очевидно, воспоминание о реальном сне или пророчестве, посредством которого Онурис пообещал свою помощь Египту, хотя в этой версии надвигающаяся катастрофа уже предвосхищена. Теперь же мы входим в царство чисто народной сказки. Царь поспешно повелел созвать людей, искусных в резьбе священных слов. Когда они прибыли ко двору, их спросили, кто из них может быстрее всех закончить работу. Встал Петесий, сын Эргака из Афродитополя, и скромно сказал, что он может закончить работу за несколько дней. И его товарищи единогласно согласились с тем, что он говорит правду, так как ни один человек в этой стране не мог равняться с ним в мастерстве. И Нектанебо дал Петесию много денег, и тот отправился в Себеннит.

Будучи по натуре пьяницей, Петесий решил, что ему следует немного повеселиться, прежде чем приступать к работе. И случилось так, что, когда он прохаживался по храму, он встретил дочь изготовителя благовоний, самую прекрасную девушку, которую он когда-либо видел, — и здесь ученик писца, получивший задание, устал и вместо того, чтобы удовлетворить наше проснувшееся любопытство развитием любовного романа резчика, удовольствовался тем, что нарисовал карикатуру на нашего героя.

Приписала ли народная сказка недовольство местного бога войны и его последующий отказ защитить Египет исключительно несвоевременному любовному роману резчика и его неспособности закончить иероглифы вовремя? Этого мы сказать не можем, но не может быть сомнений в том, что ожидание Некхт-хар-хеби разлива Нила было роковым. Прежде чем его спасительные потоки достигли дельты, Никострат с восьмьюдесятью триремами нашел дорогу в тыл Египта. Клейниас напал на эту атакующую с фланга армию, но был убит, а с ним и пять тысяч греков. Оставив дельту, Некхт-хар-хеби отступил в Мемфис. Ментор пообещал брошенному гарнизону Пелусия почетную капитуляцию, если они откажутся сражаться, и угрожал судьбой Сидона, если они продолжат сопротивление. Египтяне не сошлись с греками во мнении по вопросу о капитуляции, но наемники не признали никаких обязательств перед отступающим работодателем и вскоре приняли щедрые условия.

Персы и греки сражались за добычу. При разграблении Бубастиса наемники зашли так далеко, что пленили самого Багоаса, которого спасло только личное вмешательство Ментора. Но один за другим отдельные города приходили к соглашению. Захватив с собой все движимое имущество, Некхт-хар-хеби бежал к верховьям Нила в поисках убежища в Эфиопии. Последняя египетская империя рухнула, и Нилом в его нижнем течении стал править уже не египтянин.

Греческие наемники, состоящие на жалованье в Египте, получили прощение и были отправлены домой, а те, что находились на службе у персов, были щедро вознаграждены. Багоас стал визирем, а Ментору был поручен надзор за эгейским побережьем. Египет понес суровое наказание за свой бунт, который длился почти столетие. Стены городов были разрушены, а их храмы разграблены. Своей собственной рукой Ох заколол священного быка Аписа и на его место в качестве насмешки определил осла, которому повелел поклоняться местному населению. Был убит также и такой же священный баран Мендеса. Среди награбленного в храмах оказались священные свитки, которые Багоас позднее продал назад жрецам за непомерную цену. В конце 343 г. до н. э. Ох возвратился в Персию, где он поселил в качестве изгнанников видных деятелей Египта, которых он увез с собой, оставив сатрапом Ферендата.

Местное население по-прежнему отказывалось признавать Оха законным царем. Из своего убежища в Эфиопии Некхт-хар-хеби продолжал контролировать Верхний Египет. На восемнадцатый год царствования (341 до н. э.) его еще считали царем в Эдфу, где он подарил местному Гору земли, законность чего была позднее признана Птолемеями. При этих самых Птолемеях была написана так называемая Демотическая летопись, которая также приписывает Некхт-хар-хеби царствование в течение восемнадцати лет.

Однако были такие представители местной аристократии, которые не стыдились служить ненавистным всем чужеземцам. Например, Семту-тефнакхт из Гераклеополя Магны получил разрешение от своего местного бога Геришефа войти во дворец. Там он служил Некхт-хар-хеби, и сердце доброго бога — царя — было удовлетворено его словами. Но когда Геришеф лишил Египет своей защиты — о чем свидетельствует победа Оха над Некхт-хар-хеби, — Самту-тефнакхт заключил мир с новым монархом. Геришеф возвысил его над толпой, заставив любовь к нему появиться в сердце правителя Сетета (древнее название Азии), а царственные друзья его делали изменнику льстивые комплименты. Его возвысили до должности, которую занимал его дядя по отцовской линии Некхт-хенеб, до сана верховного жреца Секхмета на всей территории Верхнего и Нижнего Египта.

В 339 г. до н. э. Петосирис встал во главе самой влиятельной семьи в Гермополе — прошло меньше чем четыре года после персидского завоевания. Он тоже замирился с властями, но, делая записи в течение правления македонского Филиппа Арридея, он пишет о плохом правлении персов: «Я провел семь лет в качестве распорядителя бога Тота, управляя его имуществом без каких-либо промахов, хотя в Египте властвовал иноземный царь. И не было никого на его прежнем месте, потому что в центре Египта продолжалась борьба; на юге были беспорядки, а север восстал. Люди со страхом ездили куда-либо, в храме не было ничего, чем распоряжались бы те, кто заслуживал этого. Жрецы были далеко и не знали, что произошло. Я осуществлял функции распорядителя бога Тота, владыки Кхмуну, в течение семи лет; люди другой страны правили Египтом. Я все делал хорошо в его храме, пока чужеземцы управляли Египтом. Никакая работа не делалась (в храме) с тех пор, как пришли чужеземцы и вторглись в Египет».

Эта война между мидийцами и Египтом упомянута в надписи из Юго-Западной Аравии, и она решает, наконец, спорный вопрос о древности минейских записей. Приблизительно в начале IV в. до н. э., когда еврейский автор Хроник заменяет в своей пересмотренной истории Мейним на более ранние названия племен из Северной Аравии; алфавит местных арабов, возникший на Синае, впервые появляется в Юго-Западной Аравии. Еще в начале VIII в. до н. э. в клинописных документах рассказывалось о царях Сабы (царская династия, правившая в Южной Аравии на территории нынешнего Йемена в VIII–I вв. до н. э. — Пер.), которые платили «дань» ассирийским монархам; но когда за себя начинают говорить местные памятники, выясняется, что этим уголком полуострова правили минейцы. На их родном языке эта земля называлась Майн, а народ — майнум. Их столицей была Карнаву, а Ятхиль занимала после нее второе место. Занимая положение к северу от Сабы, они контролировали Великий северный торговый путь к Средиземноморью. Дальше на восток вдоль побережья располагался Хадхрамаут, в котором уже использовались другой диалект и немного другая письменность. Их буквы имеют такое красивое начертание, что, вероятно, прошло какое-то время с тех пор, как грубые североарабские граффити были адаптированы к языку Юго-Западной Аравии, который так сильно отличается от языка ее северной части, что его следует считать скорее отдельным языком, чем просто другим диалектом.