— Спокойнее, спокойнее, — приговаривала Клервиль,удерживая моего всадника, — не дергайся так сильно: я не могу вставить этуштуку в твой зад; ты ведь помнишь, что я обещала совершить с тобой содомию.

Клод несколько притих, Клервиль раздвинула емуобворожительные ягодицы, и искусственный орган плавно вошел в его чрево. Этаоперация, столь желанная и столь необходимая для распутницы, еще сильнеераспалила его: он начал извиваться, громко стонать и скоро испытал оргазм. Ядаже не успела выскользнуть из-под него, но если бы это случилось не такнеожиданно, я все равно бы этого не сделала. Ведь опьяненный страстью человекглух к голосу рассудка.

— Теперь моя очередь, — заявила Клервиль, — ипощады ему не будет, Вот тебе моя жопка, бычок ты наш дорогой, видишь, как онаизнывает от жажды; даже если ты порвешь ее в клочья, мне наплевать. Бериколотушку, Жюльетта, прочисти ему задницу, а я буду вкушать эти сладкие плоды,которыми ты только что наслаждалась.

Монах, вдохновленный моими ласками, роскошным зрелищем,Которое представляли собой ягодицы Клервиль, и манящей, как будто дажеулыбающейся норкой между ними, не замедлил обрести твердость в чреслах; яоблизала анус блудницы, потом священный дротик любимца христова. Но как тяжкодосталось моей подруге это проникновение! Монах раз двадцать, дрогнув, падалдухом и отступал и двадцать раз возобновлял приступ; зато настолько искуснодействовала Клервиль, настолько умелы были ее маневры и велика ее жажда этогочлена, что в конце концов он вошел по самые корешки волос в ее потроха.

— Он сейчас искалечит меня! — застонала она, едваэто случилось.

Она хотела вырваться, избавиться от беспощадного меча, 'вонзившегосяв ее нутро. Но было слишком поздно. Устрашающее оружие вошло в нее все, безостатка, и теперь составляло нерасторжимую живую —связь между нею иоруженосцем.

— Ах, Жюльетта, — отдышавшись, произнеслаКлервиль, — оставь его в покое: он уже достаточно возбужден, теперь твояпомощь больше нужна мне, чем его заднице твоя колотушка. Иди ко мне и ласкайменя скорее, иначе я сейчас умру.

Несмотря на ее мольбы, я не оставила без внимания анусмонаха — я просто прижала палец к клитору подруги и начала массировать его. Итут случилось чудо: благодаря моей нежной ласке она успокоилась и свосхитительным мужеством отдалась на милость победителя.

— В самом деле, — вздохнула она минутуспустя, — я переоценила свои возможности. Я не советую тебе, Жюльетта, повторятьмой опыт: это может стоить тебе жизни.

Клод тем временем дошел до кульминации; он начал мычать,реветь, рычать, изрыгать нечленораздельные проклятия и, наконец, в самыхпотаенных глубинах сластолюбивого тела оставил свидетельство переполнявшей егорадости.

Клервиль вышла из этого испытания истерзанная и как-то сразупоникшая; я встала на четвереньки, собираясь заменить ее

— Я запрещаю тебе, — непреклонно заявилаона. — Не стоит рисковать жизнью ради минутного удовольствия. Ведь это нечеловек, а буйвол. Я готова поклясться чем угодно, что до сегодняшнего дня онне мог найти себе подходящую женщину.

И монах молча кивнул в знак согласия. Во всем Париже,признался он, только задница настоятеля могла выдержать его член.

— Ого! Так ты до сих пор с ним сношаешься? —спросила заинтригованная Клервиль.

— Довольно часто.

— Как же ты служишь мессы и отпускаешь грехи, еслиосквернил себя подобной мерзостью?

— А что тут особенного? Из мужчин самый верующий тот,кто служит множеству богов.

— Милые дамы, — продолжал священнослужитель,усаживаясь между нами и поглаживая наши ягодицы, — неужели вы всерьездумаете, будто мы уделяем религии больше внимания, чем вы сами? Мы находимсяближе к ней, поэтому лучше, чем кто-либо другой, видим всю ее фальшь; религия —не что иное, как нелепая фикция, однако она дает нам средство к существованию,а торговец не должен пренебрежительно относиться, к своему товару. Да, мыторгуем отпущениями грехов и божьими милостями так же, как сводник торгуетшлюхами; но это не значит, что мы скроены из иного материала, чем прочиесмертные, и не способны на страсти. Неужели вы считаете, что елейные речи,глупые ужимки и ухмылки являются достаточной защитой от соблазнительных укусовчеловеческого инстинкта? Совсем нет! Один мудрый философ сказал, что страсти,если их скрывать под рясой, становятся еще сильнее: их семена падают в самоесердце, чужой пример заставляет их проклюнуться, праздность служит для нихудобрением, а случай приводит к обильным всходам. Именно среди духовенства,милые мои дамы, вы встретите настоящих атеистов: все прочие люди могутсомневаться, могут быть даже скептиками, но никогда не понять имбессмысленности высшего идола, между тем как среди служителей, коим порученозаботиться о его процветании, нет ни одного, кто бы не был убежден в том, чтоидол этот не существует. Все религии, известные на земле, полны непонятныхдогматов, невразумительных принципов, невероятных чудес, фантастическихисторий, и вся эта чушь придумана с единственной целью — оскорбить разум иплюнуть на здравый смысл, ибо все они, без исключения, основаны на невидимомБоге, чье существование по меньшей мере абсурдно. Поведение, которое емуприписывается, настолько нелепо и непоследовательно, насколько немыслима самаего сущность; если бы он существовал, разве изрекал бы он свои истины стользагадочным образом? Какой ему смысл показывать себя таким недоумком? Чембольший страх внушают религиозные мистерии, тем менее понятна религия и тембольше нравится она глупцам, которые погрязают в ней как в своем собственномдерьме; чем мрачнее, туманнее и сомнительнее постулаты религии, темфантастичнее она выглядит, то есть тем больше соответствует сути тогонеизвестного и бесплотного существа, о котором никто из нас, людей, не имеетникакого понятия. Невежество всегда предпочитает неизвестное, фантастическое,запредельное, невозможное, ужасное простым, ясным и понятным истинам. Истина нетак приятно щекочет человеческое воображение, как чудесная сказка; чернь сбольшим удовольствием выслушивает нелепые басни, которые мы ей рассказываем;придумывая притчи и жуткие тайны, священники и законодатели в полной мереудовлетворяют потребности толпы; посредством символов веры и законов ониувлекают за собой сонм приверженцев, главным образом женщин и простаков,которые охотнее всего верят этим россказням, даже не пытаясь вникнуть в них;любовь к простоте и истине встречается только среди тех — а их так мало средилюдей, — чье воображение питается опытом и размышлением. Нет, милыеженщины, поверьте, что никакого Бога нет; существование этого призраканевозможно, достаточно обратить внимание на бесчисленные противоречия, изкоторых он состоит, чтобы усомниться в нем, и стоит лишь дать себе трудвнимательно рассмотреть их, как от него ничего не останется.

В продолжение этой речи монах, как я уже говорила, сиделмежду нами и ласкал нас.