– Иными словами, в Магистериуме, – сказал Сварог.

– Как ни печально… Когда лет пятьсот назад в одном из земныхгосударств некий книжник выпустил ученый труд, где впервые, пусть напримитивном уровне тогдашней эпохи, излагались идеи «Черной пустоты», корольотреагировал быстрее, чем мудрые университетские профессора и священники.Незадачливый автор сгорел на костре из собственных книг. Некоторые склоннывульгаризировать этот поступок короля, считая, будто он попросту испугался:вдруг его подданные задумаются, стоит ли повиноваться монарху, каковой, позрелом размышлении, есть не более чем скопище атомов, теоретическая пустота? Ноя читал королевский указ, и там есть примечательные строчки: «Поелику этот богомерзкийтруд способен отвратить незрелые умы от осознания понятий добра и зла,уничтожив в глазах иных всякую разницу меж таковыми понятиями…» Но сейчаскнижников не жгут даже на земле. А на небесах царит и вовсе уж умилительнаятерпимость…

Со стороны моря донесся короткий треск, сменившийся длиннымшипением, над кораблем взлетела зеленая сигнальная ракета, описала дугу, нанесколько секунд озарив «Принцессу» и волны колышущимся тусклым свечением срезкими тенями. И погасла еще в воздухе.

– Что это?

– Мои орлы шалят, – сказал Сварог. – Деликатнонапоминают, что они, личности и индивидуальности, озабочены отсутствиемотца-командира… Пожалуй, мне и в самом деле пора.

Ройл посмотрел на берег:

– Ну да, ваша девочка раздумывает, не запустить ли еще одну.Интересно, почему Гаудин послал с вами именно ее?

– А в чем вы усматриваете странность?

– Не знаю, стоит ли называть это странностью… Ваша девочка –из породы так называемых всадников. Все малолетние «леопарды» Гаудина, имальчишки, и девчонки, подобно фигурам шакра-чатурандж, делятся на пешек ивсадников. Пешек больше. Они подвергаются обработке с применением всехдостижений науки, после чего навсегда становятся не в пример ближе кроботоподобным боевым машинам, чем к людям. И процесс этот необратим.Меньшинство, всадники, остаются людьми. Их мозг не подвергается… гм,реконструкции, все ограничивается обучением боевым искусствам, а интеллект,наоборот, стремятся развить. Я вовсе не пытаюсь настроить вас против Гаудина.Всю жизнь питал к нему смешанные, двойственные чувства: уважаю за яростнуюборьбу со всем черным и ненавижу за… иные поступки. Просто… Все его действия,шаги, операции подчинены определенным целям, просчитанным на много ходоввперед. Все. И вы обязаны это помнить, если хотите играть с ним на равных.Именно девочка, именно «всадник»… Можно объяснить просто: вы новичок на Талареи такая спутница не в пример предпочтительнее хмурого юнца-убийцы, глухого ислепого ко всему, что выходит за рамки конкретного задания. Но простота – не вхарактере Гаудина… Особенно в случае с вами.

Ожидание атаки стократ тягостнее самого жестокого боя – вбою некогда думать…

Сварог уже отошел от предпоследнего, самого стремительногоэтапа пути – феерическое скольжение «Принцессы» над ночным морем, доставившее кберегу еще до рассвета, монастырь Святого Роха, где его встретили так буднично,что стало даже чуточку обидно, завтрак на скорую руку и пятичасовая бешенаяскачка к границе, где по другую сторону, как он прекрасно видел из окна замка,тянулись те же равнины, те же перелески. Городок у горизонта, насколько удалосьрассмотреть в подзорную трубу, выглядел прекрасно сохранившимся, да ипроходивший мимо него тракт, упиравшийся в шаганскую границу, построенныйкогда-то на века, казался проложенным вчера – ни одна травинка не пробилась межпродолговатых белых плит, уложенных на щебень и лиственничную кладку.

Вот только ничего живого не видно на той стороне, даже птицне заметно, как ни шарил Сварог трубой. И Глаз Сатаны не наблюдалось. ПоначалуСварог решил, что они во множестве будут рыскать вдоль границы, пялясьнемигающими взглядами, как голодные волки у изгороди скотного двора. Нет, досамого горизонта с зеленевшей кое-где каемкой лесов и холмов – ни малейшегошевеления. Ну да, колокольный звон разносится далеко…

В замке, принадлежащем некоему графу, как-то связанному сБратством Святого Роха, Странная Компания впервые за время пути оказалась вполнейшей безопасности – и совершенно не у дел. Самого графа в замке вообще небыло, слуги двигались бесшумно, как тени, и появлялись редко, исключительно назвук колокольчика, брат Тивадар пропадал по своим загадочным делам, прямосвязанным с завтрашним предприятием (о характере коих отмалчивался, мягкозаверяя, что все будет подготовлено должным образом и Сварогу после всех тяготне стоит забивать этим голову), другие монахи не приходили, в отведенных гостямкомнатах не хватало только птичьего молока, благо здесь не существовалозапретов ни на мясо, ни на вино – короче, можно наслаждаться безмятежнымпокоем. Если забыть, что им завтра предстоит, – а забыть-то и не удается.А неподалеку сидит Мара, в отличие от командира являющая собой воплощениебезмятежности, и при взгляде на ее невозмутимое личико обуреваютразнообразнейшие чувства – от грешных помыслов до желания прочитать вдумчивуюлекцию о печальной участи иных чрезмерно уверенных в себе суперменов.

Но ничего не выйдет – ее спокойствие не от излишнегосуперменства, а от полнейшего неумения бояться риска и смерти. Попытайтесьзаставить бедуина из сердца африканских пустынь проникнуться опасностями,подстерегающими пловцов на быстрой реке с коварными омутами и голоднымикрокодилами…

Сварог уютнее утвердил ноги на столе, поправил на коленяхвиолон и принялся бренчать:

Над землей бушуют травы,

облака плывут, кудрявы,

и одно, вон то, что справа –

это я.

Это я…

И нам не надо славы,

ничего уже не надо,

мне и тем, плывущим рядом,

нам бы жить – и вся награда.

Да нельзя…

Мара уже прекрасно усвоила, что эта песня в его устахозначает крайний предел дурного настроения и откровенной хандры.

– Ты еще «Пляску смерти» виртуозно изобрази, – фыркнулабоевая подруга, золотая дикая кошка на синем фоне.

Сварог, как ни в чем не бывало, ухом не поведя, заиграл«Пляску смерти»:

Гроб на лафет! Он ушел в лихой поход.

Гроб на лафет! Пушка медленно ползет…

Гроб на лафет! Все мы ляжем тут костьми.

Гроб на лафет! И барабан – греми…

В него полетел его собственный бадагар, чувствительноугодивший по уху, но карательных мер он предпринять не успел. Раздался короткийвежливый стук в дверь, и вошел брат Тивадар, косая сажень, мужик могучий исовсем бы симпатичный, если бы не жуткий синий шрам во всю правую половинулица, больше всего напоминавший отпечаток когтистой трехпалой лапы. Сварог виноватоубрал ноги со стола, второпях свалив блюдце со сливами, кинулся подбиратьузорчатые осколки, от смущения громыхая на всю комнату.