"Я размечталась, когда согласилась с тобой бежать. Менялечат гормонами и дают всевозможные добавки – сама не знаю какие. Я всю неделюмотаюсь в больницу – туда и обратно. Там провожу два-три часа. Но мне кажется,толку от этого мало. Мне действительно хотелось улететь. Я плохо поступила, чтопозволила тебе мечтать со мной, позволила поверить хотя бы ненадолго, что всевозможно".

"Мне все равно, – сказал я. – Я вовсе необязан никуда ехать. Я решил остаться. Нечего мне уезжать, раз мы можем видетьдруг друга. Я думаю, нам теперь доверяют. Мне кажется, они знают, что я ни зачто не причиню тебе вред, и ты тоже это знаешь".

В дверь постучали.

Время ужина. Меня любезно пригласили присоединиться ктрапезе внизу. Они даже слышать не захотели, когда я попробовал отказаться, такчто я быстро переговорил по телефону с Жасмин и спустился в столовую, гдеувидел Мону, переодевшуюся к ужину: на ней была другая белая блузка, не менеевеликолепная, с пышными рукавами, и юбка-шортики с ярким тропическим рисунком,и выглядела она гораздо сексуальнее в этом наряде, чем просто в трусиках, когдамы с ней встретились на лестнице. Майкл и Роуан были одеты несколькоофициально.

В полосатом костюме-тройке Майкл выглядел как настоящийджентльмен, а на Роуан было прелестное, очень простое синее платье с тройнойниткой жемчуга.

Я не сразу разглядел, что Мона приколола на блузку камеютетушки Куин, – и это смотрелось очень красиво.

К моему немалому удивлению, на ужин явился Стирлинг Оливериз Таламаски. В этот теплый весенний день он был одет по погоде: в белыйкостюм-тройку и галстук лимонного цвета. Почему-то мне запомнился этот галстук.Не знаю, по какой причине. Я всегда запоминаю мужские галстуки. Короткостриженные седые волосы он зачесал назад, открыв виски, и производилвпечатление обладающего отличным здоровьем человека на седьмом десятке.

Все они выглядели импозантно, держались оживленно, и домникоим образом не давил на своих обитателей, не лишал их непринужденногоочарования.

Я обрадовался, снова увидев Стирлинга, но во мне почему-тожила уверенность, что тетушка Куин встревожилась бы, узнав об этой встрече. Атак в данной ситуации у меня не было особенного выбора, я не испытывал особыхугрызений совести.

"А я видел перед домом вашего приятеля, Гоблина, –тихонько сообщил Стирлинг, пожимая мне руку. – Он дал понять, что выпожелали остаться один".

"Вы серьезно? – изумился я. – Выдействительно видели его, разговаривали с ним?"

"Да, он стоял у ворот. Он был очень хорошо виден, но выдолжны понимать, что у меня, в отличие от обыкновенных смертных, довольносильно развито восприятие подобных вещей. Мир мне кажется перенаселеннымместом".

"Он был зол? Обижен?" – поинтересовался я.

"Ни то ни другое, – ответил Стирлинг. – Я бысказал, он обрадовался, что я его увидел".

Тут в наш разговор вмешалась Мона, взяв нас обоих под руки:

"А что, если я приглашу его сюда? Мы посадим его совсеми за стол".

"Нет, только не сегодня, – сказал я. – Хочупобыть эгоистом. Ему и без того уделяют много внимания, а сейчас мой час".

Ужин прошел гладко, мы много говорили о том, следует ли мнеехать в Европу. Майкл придерживался того мнения, что в жизни каждого человеканаступает момент, когда он должен побывать в Европе, но чаще всего получается,что люди едут туда или слишком рано, или слишком поздно. Я горячо согласился сним, а потом настолько осмелел, что спросил, можно ли Моне поехать с нами, еслитетушка Куин согласится взять с нами еще одну женщину, компаньонку для Моны,чтобы соблюсти все приличия. Я прибегал к эвфемизмам, как, мне казалось, тоготребовала величественность обстановки, но все же дал ясно понять, что никогдабы не стал рисковать здоровьем Моны или ее благополучием в угоду низменнойпохоти.

Надеюсь, мне хотя бы вполовину удалось произвестивпечатление сильного человека. Но на все мои предложения согласилась толькоодна Мона. Доктор Роуан по-деловому заявила, что Мона ни при какихобстоятельствах не должна уезжать далеко от Мэйфейровского центра и что если быпоездка и могла состояться, то Мону в Европу повезла бы она с Майклом.

А потом Мона добавила, что ее "недомогание" дало осебе знать именно во время поездки в Европу. По этой причине путешествиепришлось прервать, она вернулась домой, чтобы пройти интенсивное обследование вмедицинском центре, к которому добавились инъекции гормонов, питательных веществи других лекарств.

За весь вечер никто ни разу не упомянул таинственногоребенка Моны. А я ни словом не обмолвился о таинственном незнакомце. Но ясерьезно намеревался рассказать о нем Майклу Карри перед тем, как придет времяпрощаться.

Вечер становился поздним, а я все надеялся, что час прощанияне наступит.

После ужина мы прошли в просторную гостиную, и там я выпилбольше бренди, чем следовало. Но я исправил положение, позвонив Клему и велевему приехать за мной на лимузине тетушки Куин и захватить с собой Аллена, чтобытот прикатил домой мой "мерседес", – все получилось славно, таккак тетушка Куин в этот вечер "развлекалась" в своей комнате.

Интерес, который проявляли ко мне Майкл и Роуан, не угасал,а если и угасал, то я, как дурак, этого не заметил. Стирлинг Оливер тожепроявлял приветливость и любознательность. Мы поговорили о призраках, и ярассказал им всю историю Ревекки, снова прибегнув для приличия к эвфемизмам,как того требовала величественная гостиная. В своем полупьяном состоянии ягордился, что Мона радуется всему происходящему.

Глаза ее блестели, и она ни разу меня не перебила, что приее уме показалось мне удивительным. Если ей все-таки случалось заговорить, то сединственной целью – помочь мне до конца раскрыться перед Роуан, Майклом иСтирлингом, а им – передо мной. Из этих троих Майкл оказался самымразговорчивым и смешливым: он от души хохотал над самим собой. У Стирлинга тожеобнаружилось большое чувство юмора, но Роуан держалась скромно, а ее голос схрипотцой был гораздо теплее и приятнее, чем тонкое лицо.

У нее были пронзительные серые глаза красавицы, а глядя наее длинные тонкие пальцы, сразу можно было поверить, что она нейрохирург. Майклбыл постарше жены и отличался некой грубоватостью – он ведь сам много сделалдля "этого дома", где вбил не один гвоздь. Он говорил, что чувствует,как дом окутывает его лаской, и ему нравились и блестящие полы, и скрипы впредрассветные часы. И все трое весьма скромно и самым обыденным образомпризнавались, что видели призраков.