Из-под арки бежали к ним трое: два друга, Фокусов иСеребряников, и водитель Талонов со здоровенной монтировкой в правой руке.

– Большое дело! – со странным хвастовством сказалПантелей. – Сейчас увидишь кино! Трое на одного? Большое дело!

– Вот он – предатель! – кричал Серебряников,подбегая на шатких ногах. – Пантелей – предатель! Алиса – непорядочныйчеловек!

Академик Фокусов без лишних слов поднимал уже кулак дляжестокого панча – в челюсть похитителю, предателю, подонку Пантелею!

Талонов, приблизившись к полю боя, монтировку спрягал вкарман.

– Вам куда, товарищи? – спросил он. – Могуподбросить.

Фокусов сильно ударил Пантелея, а тот одновременно врезалСеребряникову. Получилась препротивнейшая сцепа – все трое упали на газон.

– Я лично против безобразий в половой сфере, –скачал Талонов. – Любишь мужика, давай поехали, если деньги есть.

На поле боя стояло несколько стендов с газетами и навесавтобусной остановки. Поднимаясь с газона, Пантелей увидел за стендами дам игоспод из фокусовской компании. Ночной скандал, стало быть, разгорелся в полнуюсилу. То-то завтра будет звону по Москве!

Фокусов и Серебряников теперь держали его за руки.Мужественные лица друзей, мокрые, со вздутыми жилами, пылали благороднойяростью.

– Талонов, звони генералу Фатахову! – прохрипелСеребряников. – Пусть патруль пришлет. Скажи, Вадим просил.

– Пусть Шамиль сам сюда приедет! – крикнулФокусов. – Пусть на месте разберется!

– Административная высылка, по меньшей мере! В болота,к цаплям! – вопил Серебряников. Он снова казался вдребезги пьяным. –Цаплю свою будешь ебать, не Алису!

Пантелей дернулся, и снова все трое повалились на газон.Кто-то из гостей Фокусова бил теперь Пантелея ногой по ребрам.

– Пустите его! – донесся до него крикАлисы. – Ненавижу вас всех! Пустите Пантелея! Я его люблю!

– Позорище! Позорище какое! – завизжал женскийголос из-за стендов.

Вдруг кто-то налетел, всех раскидал, поднял Пантелея, вытерему рукавом лицо.

– Как это можно бить так писателя? Известного писателяногами? Это не по-европейски, господа!

Пантелей сообразил, что висит на плече у «блейзера». Противних стояло не менее пяти врагов-мужчин, и все возбужденно трепетали.

– Он хотел жену украсть, – сказал кто-то.

– Молчи, сука! – крикнул Багратионский этому«кому-то» и снова обратился ко всем: – Пантелей – лирик, мечтатель. Всей Москвеизвестно, что он влюблен в Алису. Стыдно, господа!

Наступила пауза, в течение которой Пантелей смог поднятьголову и найти глазами виновницу торжества. Она стояла, обхватив рукамифонарный столб и свесив волосы. Лица не было видно.

– Да, стыдно, – сказал кто-то в тишине.

Фокусов обошел столб, пересек газон и тихо стал удаляться.Чуть постукивали по асфальту его каблуки. Все молча смотрели ему вслед.

– Алиса! – отчаянно крикнул Пантелей.

Она подняла голову, но смотрела не на своего любимого, а вспину мужу, который приближался к сводам огромной мрачной арки. Бедная Алиса,лицо ее вспухло от слез. Великий конструктор тягачей молча и обреченно удалялсяв грядущее одиночество, в свою огромную обезалисиную квартиру.

Пантелею бы сейчас что-нибудь крикнуть эдакое трепетное,отчаянное, перехватить инициативу, но его вдруг замутило от банальности этойсцены. Он понял уже, чем все эго кончится. Сердце ее не выдержит борьбы, и онапобежит за старым мужем, с которым прошли, что называется, «годы и версты».Такая железная разработка, такой крепчайший чугунный сюжет, и другому небывать, потому что мы на земле социалистического реализма. – Что же ты? Онсудорожно зевнул.

Все так и произошло. Она прошла мимо, склонив голову, дажене глядя на него, а потом побежала – отчаянно и драматично, тошнотворныйсоветский сюжет-вернячок.

Все расходились с поля боя очень довольные. Расплывшегося вприступе маразма Вадима Николаевича погружал в автомобиль шофер Талонов. Одинлишь гость, чуть задержавшись, предстал перед Пантелеем. Он был и стар, инестар. Короткий ежик седых волос, крепкие надбровные дуги, горячие бусинкиглаз, переломанный в боксе носик, массивный пятнистый зоб. – Я тебя,падло, узнал, – сказал этому гостю Пантелей. – Сейчас я тебя понесу,боец невидимого фронта! Не забыл еще инструкций маршала Ежова? Все двадцать дваметода активного следствия помнишь на память? – Sorry, sir! I see you'reout of your mind… Гость повернулся и пошел прочь походкой преуспевающегоамериканца пятидесятых годов – плечи откинуты назад, ноги выбрасываются вперед.

– Багратионский, меня ноги не держат. Догони эту падлуи дай ему по затылку, – попросил Пантелей.

– Это Хьюджес, – сказал Багратионский. –Дональд Хьюджес – прогрессивный промышленник.

– Тогда ладно, – махнул рукой Пантелей. –Тогда пусть американские ребята им занимаются. Пусть Патрик Перси Тандерджетему пиздюлей подкинет.

Он покачнулся и сел на газон прямо под стенд газеты«Социалистическая индустрия». Багратионский сел рядом.

– Плюнь на нее, Пант!

– Не плюну.

– Она обманщица, дешевка.

– Не верю.

– Да ведь шлюха же! Кто только ее не…

– Не верю.

– Я сам ее…

– Не верю.

– Ну, почти. Мог бы, если бы захотел.

– Не верю.

– Смотри, Пант, что мне моя баба дала.

Он вынул из заднего кармана брюк плоскую бутылку с тетеревомна этикетке.

– Водку она тебе дала.

– Охотничью! Глотнешь?

– А почему же нет? Глотну!

– Плюнь ты, Пант, на всю эту провинцию! Мы с тобойскоро в Париж поедем!

– Ты поедешь, я не поеду.

– Да почему же? Вместе поедем! Вот уж шарахнем там!

– Ты шарахнешь, я нет! Я такой же подписант, как иРадик Хвастищев.

– Обидно, Пант! Очень обидно. А впрочем, плюнь ты наПариж!

– Не плюну на Париж! Никогда на Париж не плюну! Что быни случилось со мной, с Парижем, никогда, никогда, никогда я на нее не плюну!