Беря у него бутыль с виски и прикладывая горлышко к губам,Скарлетт заметила, что он следит за ней глазами и в них промелькнуло нечтоблизкое к неодобрению.

— Я знаю, что леди не пьют крепких напитков, —сухо сказала она. — Но на сегодня забудь, что я леди, папа, сегодня мненадо заняться делами.

Она сделала глубокий вдох, запрокинула бутыль и быстроглотнула. Жгучий напиток обжег ей горло, она почувствовала, что задыхается, ина глазах у нее выступили слезы. Она снова глубоко втянула в себя воздух иснова поднесла бутыль к губам.

— Кэти-Скарлетт, — произнес Джералд, и впервые смомента своего возвращения она уловила в его голосе властные отцовскиенотки, — довольно. Ты не привыкла к спиртному и можешь захмелеть.

— Захмелеть? — Она рассмеялась, и смех прозвучалгрубо. — Захмелеть? Я хотела бы напиться вдрызг — так, чтобы забыть провсе на свете.

Она сделала еще глоток, и тепло пробежало у нее по жилам,разлилось по всему телу — она почувствовала его даже в кончиках пальцев. Какоеблаженное ощущение дает этот благословенный огненный напиток! Казалось, онпроник даже в ее оледеневшее сердце и тело начало возрождаться к жизни.

Перехватив ошеломленный, страдальческий взгляд Джерадда, онапотрепала его по колену и постаралась изобразить на яйце капризно-дерзкуюулыбку, против которой он всегда был безоружен.

— Как могу я захмелеть, па? Разве я не твоя дочка?Разве я не получила в наследство самую крепкую голову во всем графстве Клейтон?

Он вгляделся в ее усталое лицо, и она уловила на его губахдаже некое подобие улыбки. Виски взбодрило и его… Она снова протянула емубутыль.

— А сейчас можешь глотнуть еще разок, после чего япомогу тебе подняться наверх и уложу бай-бай.

Она прикусила язык. Нельзя разговаривать с отцом, как сребенком, как с Уэйдом. Так не годится. Это неуважительно. Однако Джералдобрадовался ее словам.

— Ну да, уложу тебя бай-бай, — бодро повторилаСкарлетт, — и дам выпить еще глоточек, может быть, даже целый ковшик, иубаюкаю, и ты уснешь. Тебе нужно выспаться, а Кэти-Скарлетт вернулась домой, и,значит, не о чем больше тревожиться. Пей.

Джералд послушно сделал еще глоток, и Скарлетт, взяв его подруку, помогла ему встать.

— Порк…

Порк взял тыквенную бутылку в одну руку, другой подхватилДжералда. Скарлетт подняла повыше горящую свечу, и они втроем медленнонаправились через темный холл к полукруглой лестнице, ведущей в комнатухозяина.

В спальне, где Сьюлин и Кэррин лежали в одной постели,разметавшись и что-то бормоча во сне, стоял удушливый смрад от единственногоисточника света — тряпичного фитиля в блюдце со свиным салом. Когда Скалеттотворила дверь в эту комнату с наглухо закрытыми окнами, в лицо ей пахнулотаким тяжелым, спертым воздухом больничной палаты — запахом лекарств изловонного сала, — что она едва не лишилась чувств. Доктора могут,конечно, утверждать, что свежий воздух опасен для больных, но если ей предстоитпробыть какое-то время здесь, то она должна дышать, чтобы не умереть.

Скарлетт распахнула все три окна, и в комнату ворвался запахдубовой листвы и земли. И все же свежему воздуху было не под силу сразу взятьверх над тошнотворным запахом, неделями застаивавшимся в непроветриваемойкомнате.

Кэррин и Сьюлин, бледные, исхудалые, лежали на большойкровати с пологом на четырех столбиках, в которой они так весело шепталиськогда-то, в более счастливые времена; сон их был беспокоен, они то и делопросыпались и что-то бессвязно бормотали, уставясь в пространство широкооткрытыми, невидящими глазами. В углу стояла пустая кровать — узкая кровать встиле французского ампира с резным изголовьем и изножьем, которую Эллинпривезла с собой из Саванны. Здесь, на этой кровати, лежала она во времяболезни.

Скарлетт села возле постели сестер, тупо на них глядя.Выпитое на голодный желудок виски вытворяло с ней скверные шутки. Сестры то уплываликуда-то далеко-далеко и становились совсем крошечными, а их бессвязноебормотание — едва слышным, не громче комариного писка, то вдруг начинали растии со страшной скоростью надвигаться на нее. Она устала, смертельно устала. Лечьбы и проспать несколько дней кряду.

Если бы можно было уснуть и, проснувшись, почувствоватьмягкое прикосновение руки Эллин к своему плечу, услышать ее голос: «Уже поздно,Скарлетт. Нельзя быть такой лентяйкой». Но так уже не будет никогда. О, если быЭллин была рядом! Если бы рядом был кто-то и старше и умнее и не такойсмертельно усталый, как она, кто-то, кто мог бы ей помочь! Кто-то, кому можноуткнуться головой в колени и переложить тяжкую ношу со своих плеч на его плечи!

Бесшумно отворилась дверь, и вошла Дилси, держа ребенкаМелани у груди и бутылку виски в руке. В тусклом колеблющемся свете ночника онапоказалась Скарлетт похудевшей, а примесь индейской крови стала словно бы болеезаметной. Широкие скулы обозначились резче, ястребиный нос заострился, абронзовый оттенок кожи проступил отчетливее. Ее линялое ситцевое платье былорасстегнуто до самого пояса, и большие смуглые груди обнажены. Ребенок Меланижадно насыщался, припав крошечным бледно-розовым ротиком к темному соску.Младенческие кулачки упирались в мягкую плоть, словно лапы котенка — в теплуюшерсть материнского живота.

Скарлетт, пошатываясь, поднялась на ноги и положила руку наплечо Дилси.

— Как хорошо, что ты осталась с нами, Дилси.

— Как же я могла уйти с этими негодными неграми, миссСкарлетт, когда ваш папенька такой был добрый и, купил меня и мою Присси, иваша маменька тоже была всегда такая добрая?

— Сядь, Дилси. Значит, ребенок берет грудь, все впорядке? А как мисс Мелани?

— Да с ребенком все в порядке, просто голодный он, ачем накормить голодного ребенка — этого у меня хватит. И мисс Мелани в порядке,мэм. Она не умрет, мисс Скарлетт, не бойтесь. Я таких, как она, перевидаланемало — и белых и черных. Она просто уж больно устала, замучилась и больнобоится за маленького. Но я ее успокоила и дала ей выпить, что тут оставалось, вэтой бутылке, и теперь она уснула.

«Вот как, значит, кукурузное виски сослужило службу всемусемейству! — подумала Скарлетт, подавляя желание истерическирасхохотаться. — Пожалуй, стоит дать и Уэйду, может, он перестанет икать?..И Мелани не умрет… И когда Эшли вернется.., если он вернется…» Нет, об этом онатоже не будет думать сейчас… Потом, потом. Так много всего, о чем придетсяподумать.., потом. Столько всего надо распутать, столько всего нужно решить. О,если бы можно было отодвинуть все это от себя навсегда! Внезапно она испуганновздрогнула от скрипучих ритмичных звуков, нарушивших тишину за окном.

— Это Мамушка — достает воды, чтоб обтереть барышень.Их нужно часто обтирать, — пояснила Дилси, устанавливая тыквенную бутылкуна столе и подпирая ее пузырьками с лекарством и стаканами.