Ирина сидела в каком-то отупении, смотрела на только что грохнувшую дверь. Не было слез, не было истерических рыданий. Осталась только жгучая боль от осознания происшедшего. Не только из-за вполне естественной реакции Аркадия, а случившегося давным-давно…

* * *

— Ты кто? — спросил незнакомец, тупо уставившись на Ирину, пытающуюся растормошить его. Он уселся на скамейку у дома, из которого они вышли и, казалось моментально отключился.

Ира сначала решила здесь и отвязаться от него, даже радуясь тому, что не придется выдумывать причину для того, чтобы уйти. Желания продолжать знакомство не было. Тем более, что он был в конкретном подпитии. Она решительно направилась к остановке. В ожидании тролейбуса зачем-то оглянулась. Мужчина повалился на скамейку и, как ей показалось, даже захрапел.

Был конец февраля, и уже с вечера чувствавался небольшой морозец.

— Он же там замерзнет, — подумала девушка и тут же отмахнулась: а я тут при чем! — Но, пожалев, бедолагу, все же решила разбудить его:

— Э, как вас там? Вставайте, замерзнете.

В ответ — невнятное мычание. Ирина настаивала и нарвалась на откровенную грубость:

— Да отстань ты, потаскушка! Чего тебе?

— Ну ничего себе, а совсем недавно я была милой незнакомкой.

— Ты кто такая? — повторил мужчина свой вопрос, не поднимая головы.

— Какое это имеет значение. Для Вас — никто. Просто не хочу, чтоб под утро здесь нашли окоченевший труп. Вставайте, — настаивала она.

— Да пошла ты, стерва!.. Чего пристала?! — он почти засыпал, склонив голову набок.

Ирина стояла в нерешительности. Оставить его здесь было бы просто непорядочно. Тащить на себе — только этого не хватало. Она опустилась на скамейку рядом. От бокала выпитого шампанского еще шумело в голове. Надо было что-то предпринимать.

Решение пришло неожиданно. Она остановила такси, сообразив, что в тролейбус эту пьянь затащить не получится. Таксист без особого рвения кое-как помог ей впихнуть посапывающего незнакомца на заднее сидение. Остановив машину у подъезда ее дома, помог вытащить сопротивляющегося мужчину. Проворчал:

— Дальше уж как-нибудь сами. Я не бюро добрых услуг, — и укатил.

Только сейчас Ирина оценила, что живет на первом этаже. Втаскивать его в лифт ей бы сил не хватило:

— Свалился же на мою голову! И что мне с тобой делать?

Мужчину немного расрясло в такси, он потихоньку приходил в себя:

— Ты куда меня тащишь, женщина? Это что похищение, — даже пытался пошутить он.

— Послушай, ты уже начал соображать, может помнишь свой адрес? Я тебе такси вызову — и дуй на все четыре! — Ирина даже не заметила, как перестала ему выкать. Еще бы! Он так «красиво» обращался к ней совсем недавно, что не заслужил ничего другого.

— Не… Я понятия не имею, где я и что со мной. Ты меня подпоила, что ли?

— Больно надо! Скажи спасибо, что не оставила тебя подыхать на скамейке.

— Не понял, а что я там делал?

— Пытался замерзнуть, — огрызнулась девушка, — шевели ластами, а то брошу в подъезде.

Кое-как втиснулись в узенький коридорчик ее двушки. Усадив незнакомца на кухне, Ирина включила чайник:

— Сделаю ему кофе, отрезвится, и пошел к черту! И надо же было мне обернуться! Не окочурился бы! — в сердцах ругала она себя.

Незнакомец сладко потянулся и неожиданно привлек ее к себе. Ирина хотела оттолкнуть его, но спиной он оказался к окну. В кухне 2 на 2 это могло окончиться печально для одного из них. Поэтому девушка попыталась урезонить нахала:

— Послушайте, ведите себя прилично. — опять перешла на официоз.

— Пардоньте, — расшаркался тот, — не хотел тебя обидеть. Но для чего же ты приволокла меня к себе?

— Ну уж не для объятий, это точно! — Ира поправила волосы.

— Застынь! Вот так! Я буду писать с тебя портрет. Нет, я не художник. Я буду описывать тебя. Ты просто восхитительна в гневе.

Его разглагольствования прервал свисток чайника. Ирина, наливая кофе, украдкой взглянула на него. Что-то было в нем такое, отчего ей вдруг захотелось, чтобы он не уходил. Она удивилась мимолетному чувству и строго сказала:

— Пейте кофе и вышвыривайтесь. Надеюсь, у Вас уже хватит сил добраться домой.

— Не… ты же сама сказала, что я чуть не замерз. Раз уж начала спасать меня, то не выгоняй. Утром уйду. А пока постели мне вон там у двери, как кентавру. Я буду охранять тебя. — Язык у него опять стал заплетаться. Ирина испугалась, как бы он не заснул, сидя на стуле — свалится еще.

Она постелила ему на диване. Сама решила спать на раскладном кресле…

* * *

Сейчас Ирина с трудом восстанавливала в памяти, как случилось то, что случилось. Все эти годы не могла объяснить себе, как поддалась внезапному порыву, ответив на его объятия и поцелуи.

А всему виной было отсутствие в ее жизни того единственного мужчины, которому хотелось дарить ласку и тепло. Кого хотелось ждать домой с работы. Кому хотелось готовить ужины, обеды и завтраки. Ей просто хотелось любить и быть любимой…

Бегство от самого себя

Стоя перед окном и глядя вслед удаляющемуся ночному гостю, Ирина надеялясь, что он хотя бы обернется, чтобы запомнить дом, в котором переночевал. Но тот шел быстро, не оглядываясь, словно хотел убежать от преследовавшего его чувства вины перед ней. Хотя, вряд ли он был способен на раскаяние. Подобные ситуации были не редкостью. Часто он не мог понять, как занесло его в чужую постель. Но вместо раскаяния всегда испытывал брезгливось к случайным незнакомкам, разделившим с ним постель.

Так было и на этот раз. Аркадий, как ни силился, не мог вспомнить, что привело его сюда, кто эта женщина. Поэтому и бежал без оглядки, проклиная себя, свое непробудное пьянство, доводящее его до состояния животных инстинктов: пить, жрать, спать. И так изо дня в день.

Каждый раз после подобных загулов он клятвенно обещал себе завязать, но желание опохмелиться было сильнее, и все повторялось по новой. Частенько после очередного кутежа он просыпался в объятиях мало знакомых приятельниц, даривших ему свои ласки и ничего не требующих взамен. С ними было легко, просто и весело.

А дома приходилось выслушивать нотации жены, грозящей выставить его на улицу, если это не прекратится. Но это не прекращалось и только глубже засасывало, опуская на самое дно жизни.

В редакции на него давно махнули рукой. Не увольняли из жалости. Он талантливый журналист. В промежутках между пьянками пишет прекрасные статьи. Верили его обещаниям, что это в последний раз. Однако стали замечать, что алькогольная зависимость накладывает отпечаток и на его мастерство. И это было неудивительно, ведь пьянство (по определению) — упражнение в безумии.