Вероятно, он лучше меня, вот и все. Никаких других причиннет, но и этой вполне достаточно. Может быть, ты так его хочешь, что умираешьне то что от его прикосновения, а от одной мысли о нем. Такое бывает, я знаю. Яи сам когда-то точно так же умирал при мысли о Вике.

Сегодня программа в эфир не пошла, руководство телеканала,которому мы продаем нашу передачу, принесло извинения: в связи с очереднымпарламентским скандалом понадобилось время для дополнительного блока новостей.Поэтому вместо того, чтобы находиться в студии, как предполагалось, яотправился в свой любимый книжный магазин, в который не заходил уже несколькомесяцев. Времени на то, чтобы читать, в последнее время было немного, если явыкраивал несколько свободных часов, то предпочитал проводить их с Викой и сдрузьями, а теперь я вдруг понял, что нуждаюсь в книгах. До меня даже не сразудошло, что происходит, и только спустя несколько дней я вдруг сообразил, что немогу и не хочу больше общаться ни с кем. Все меня раздражают. Только книгиостались.

Так вот, сел я в машину и отправился в центр Москвы. Вмагазине я провел добрых полтора часа, переходя в зале самообслуживания отодного стенда к другому, снимая с полок книги, листая их, читая аннотации инаугад открытые страницы. Выбрав несколько изданий и оплатив их, я вышел, ноникуда не поехал, а прошел полквартала пешком до бара, где, как я знал, варилиизумительный кофе и подавали отличную пиццу. Вика тоже этот бар любила, мычасто бывали здесь. Чему же удивляться: именно там я ее и увидел. Вместе с моим«достойным соперником». Они с аппетитом ели пиццу, запивая ее светлым пивом, иоживленно разговаривали. Пиццу запивать пивом – для этого надо совсем ничего непонимать. Для пиццы существует кьянти, замечательное красное вино, и Вике оновсегда очень нравилось. Но, очевидно, у ее кавалера были несколько иныепредставления. Я бы сказал, представления деревенские. Ну ладно, смягчимформулировку: провинциальные.

Народу было много, большой зал набит почти битком, и онименя не увидели. Я не особенно старался прятаться, нашел свободный столик, взялкофе и принялся листать только что купленные книги, то и дело кидая взгляд наворкующую парочку, которая меня не замечала.

Странно. Вика всегда казалась мне очень красивой. Я неромантический юнец и понимаю, что абсолютного критерия красоты не существует.Вика была красивой именно для меня, никакая другая женщина мне не была нужна,но это вовсе не означало, что ее должны были считать красавицей все мужчиныпоголовно. Мне она нравилась, и этого было достаточно. Но сейчас я пытался увидетьее глазами этого дорого одетого красавца и приходил в недоумение. Зачем онаему? Что он в ней нашел? Никакая Вика не красавица, у нее самая обыкновенная,даже простоватая внешность, да и годы привлекательности не прибавляют. Сорок –они и есть сорок. Не старуха, конечно, но юной прелестной свежести нет и впомине. Лицо усталое, подбородок начал отвисать, спина «поплыла». Зачем онаему?

Впрочем, вопрос был чисто риторическим. Реформы реформами, апроблемы остались. Я тысячи раз видел такие ситуации и таких мужиков.Провинциал без гроша за душой и без профессии, позволяющей зарабатывать деньги,а хочет жить в Москве, в хорошей квартире в центре города, и ездить наиномарке. Да и как ему этого не хотеть, если с кино– и телеэкранов он с самогодетства видел эту красивую жизнь и мечтал о ней, с отвращением волоча ноги пораздолбанным тротуарам родного городка (а то и деревни, где тротуаров вообщенет, а горячая вода, сортир в доме и телефон до сих пор остаются несбыточнымимечтами). На последние бабки он покупает дорогие шмотки и едет покорятьстолицу, точнее, ее истосковавшихся по «красивенькому» состоятельныхобитательниц. Дарит цветы, смотрит в глаза, говорит нужные слова и вовсюстарается на сексодромах. Глядишь, какая-нибудь да и клюнет.

И Вика клюнула. Я еще раз взглянул на нее и внезапноподумал: как некрасиво она ест. Почему я раньше этого не замечал? Или этопоявилось только в последнее время?

Мне захотелось уйти из бара, но я трусливо остался. Показдесь Вика, наемник меня не убьет. Если это случится, всех присутствующихзадержат и начнут разбираться, и очень скоро выяснится, что одна изпосетительниц не кто иная, как моя родная супружница, которая находилась здесьпочему-то не со мной, а с совершенно посторонним мужчиной. Еще шаг – ивыяснится, что это ее любовник. Следующий шаг – и зародится подозрение, чтоневерная жена хотела избавиться от надоевшего мужа. Нет, так дело не пойдет.Вика не дура, да и киллер, надо думать, не на помойке себя нашел.

«Достойный» встал из-за стола и направился к двери, ведущейв туалеты. Понятное дело, пописать захотел, вон пива-то сколько выхлестал.Вика, оставшись одна, судорожно схватила сумочку, вытащила пудреницу и началапоправлять косметику. Ах ты Боже мой! Сидела, видно, как на иголках, опасаясь,что лицо блестит, но не посмела в его присутствии достать зеркало и привестисебя в порядок. А он, однако, парень простой, захотел в туалет – и пошел,стесняться не стал. Я хорошо знаю свою жену, она ни за что не пойдет в туалет втакой ситуации, будет мучиться, терпеть, умирать, но не пойдет. Почему-то ейэто кажется неприличным. А что тут неприличного? Организм функционирует как емуположено. Закон природы. Я даже почувствовал что-то вроде симпатии к еелюбовнику: парень без комплексов. А Вика всю жизнь страдает от своей жирнойкожи, но стесняется припудриваться в присутствии мужчин. А уж о том, чтобыспросить, где туалет, и речи быть не может. Дурочка…

Я поймал себя на мысли о том, что совершенно не думаю опогибших ребятах, Вите и Оксане. Наверное, если бы не грядущая смерть от рукизаказника, я бы переживал, ломал голову над тем, кому понадобилось подкладыватьв Витину машину взрывное устройство, может быть, даже начал бы бояться, что идо меня доберутся. Но поскольку до меня, как выяснилось совершенно случайно,уже и так добрались, то ни чужая смерть, ни тем более чужая жизнь меня большене интересуют.

Ладно, хватит прятаться за Викину спину. Она хоть и«поплывшая», как я только что заметил, но все-таки женская. Надо уходить отсюда.Кофе свой я уже выпил, а наличие в нескольких метрах от себя собственной жены слюбовником радости не прибавляет. Конечно, пока Вика рядом, я буду жив, но этоне основание для того, чтобы держаться за ее юбку двадцать четыре часа в сутки.Кстати о юбке. Что-то я раньше ее на Вике не видел. Новая, что ли? Естественно,все женщины, заведя любовника, начинают обновлять гардероб, хотят понравиться,произвести впечатление. Мужу, по их представлениям, нравиться не обязательно,он уже и так муж, никуда не денется, при нем можно ходить лахудрой, снамазанным кремом лицом и в старом халате. Господи, как я изменился запоследнее время! Вика в домашнем халатике всегда казалась мне такой родной,теплой и уютной, а лечебные мази и кремы на ее милом личике приводили меня вумиление: она изо всех сил борется с жирным блеском кожи, чтобы хорошовыглядеть. Теперь я готов был ненавидеть ее за эту простоту.

Протискиваясь к выходу, я бросил последний взгляд на ихстолик. Красавец уже справил нужду и снова с удовольствием потягивал пиво извысокой кружки, а Вика что-то ему рассказывала. Интересно, о чем они могутразговаривать? Что между ними общего? Постель – это само собой, особенно впериод взлета эмоций, но ведь в сутках двадцать четыре часа, и нельзя ихполностью занять сексом. В оставшееся время приходится общаться. Начитанная,образованная, тонкая Вика – и этот провинциальный донжуан, который за всю жизньпрочитал небось полторы книжки, одна из которых – правила дорожного движения, иеще половинка – расписание автобусов до ближайшего райцентра.