— Кирилл. — Я не стал врать.

— Редкое имя у тебя… земляк. — В ее голосе слышалась ирония.

— А как тебя зовут? — подозрительно спросил я.

— Марта.

Я пожал плечами.

— Имя как имя.

— Что, такое имя в России есть? — удивилась Марта.

— Есть. Ну… не частое… Так ты не русская?

— Я полька! — Мое предположение было отвергнуто едва ли не сгневом.

— Ага. — Я кивнул. — Ну, надо было догадаться. Кроме русскихи хохлов — только поляки способны живому человеку в рот спирт вливать.

— Не могу сказать, что меня это сходство радует, — кислосказала Марта. — Пальцы чувствуешь? Покалывает?

Я пошевелил пальцами ног, потом рук. Кивнул:

— Нормально. Жить буду, похоже. Спасибо, что привела кбашне.

— Никуда я тебя не приводила. — Марта достала из нагрудногокармана рубашки мятую пачку сигарет, зажигалку. — Ты сам пришел.

Она раскурила сразу две сигареты — опять же, что-то в этомбыло киношное, невсамделишное. Много раз видел такое в старых голливудскихфильмах, но никогда — на самом деле. Одну сигарету, не спрашивая, сунула мне врот. Я с наслаждением затянулся — последний раз я курил еще в Харькове.

Табак был крепкий. Я посмотрел на пачку — сигаретынезнакомые, польские, явно недорогие.

И тут до меня дошло.

— Я сам пришел?

— Да. Начал стучать в дверь, я открыла. Ты и бухнулся напол. А что?

— Помню, как искал твою башню и замерзал, — соврал я, неморгнув глазом. Точнее, не соврал, а сказал часть правды… — Был уверен, чтозамерзну насмерть.

— Нет, ты сам дошел. — Марта задумчиво смотрела на меня.Видимо, почувствовала недоговоренность…

— Интересно, мы на русском или на польском с тобой говорим?— быстро поинтересовался я.

— На русском, — раздраженно ответила девушка. — Как будто незнаешь, что таможенник с каждым общается на его языке.

— Ага. — Я кивнул. — Газету ты читала?

— Читала.

— Ну и что будешь делать?

Марта поморщилась:

— Как это у вас в сказках? В баньке попарю, накормлю, апотом съем?

— Ну, на Бабу-Ягу ты никак не похожа, — заверил я ее. — Тыдавно стала таможенником?

— Девять лет. Я совсем девчонкой была. — Она сильно, по-мужскизатянулась сигаретой, с любопытством поглядывая на меня. — Оклемаешься — и валикуда хочешь. Не стану я тебя задерживать. Но и прятать не стану, учти!

— Спасибо и на том, — искренне сказал я. — Скажи, у тебякуда двери ведут?

— Эльблонг…

— Не знаю такого… — пробормотал я. — Это не там, где Кимгим?

— Эльблонг — это польский город! — Кажется, Марта чутьобиделась. — А еще Янус. Антик. И Земля-шестнадцать.

— А это что за мир? — заинтересовался я.

— Отогрелся?

— Угу.

— Пойдем. Накинь что-нибудь… — Она кивнула на висящие накрючках халаты и вышла из ванной.

Один халат был женский, розовый с выдавленным рисунком.Другой мужской, густого синего цвета. Я поискал взглядом стакан с зубнымищетками — щеток оказалось две. Марта явно не вела отшельнический образ жизни.

Без смущения или брезгливости запахнувшись в чужой халат, явышел вслед за Мартой. Ванна и чай меня вполне согрели и привели в чувство.Бежать стометровку мне было рановато, но и опираться на чужое плечо уже не требовалось.

Девять лет — это девять лет. Если моя башня так и не сталамне настоящим домом, просто не успела им стать, то у Марты все было уютно иобжито. Первый этаж — изначально такой же просторный зал, как и у меня, былразгорожен на две комнаты стеллажами, заваленными самыми разными предметами —от горшков с красивыми цветами, упаковок прохладительных напитков и пива докаких-то железяк сомнительного происхождения и скомканной ношеной одежды. Приэтом общий бардак каким-то образом создавал ощущение уюта и комфорта. Наступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, лежала длинная вышитая дорожка.Такие же сельского вида коврики валялись и на полу. А еще я заметил блюдечко смолоком — похоже, где-то тут жила кошка…

— Сюда иди, — велела Марта.

Я подошел вслед за ней к двери. Марта резко распахнула ее исказала:

— Эльблонг.

Невольно запахнув халат посильнее, я слегка отстранился отдвери. За ней был вечерний город со старинными домами, булыжная мостовая,фонарики под старину, сидящие за столиками кафе люди. Дверь выходила нанебольшую, полную гуляющего народа площадь.

— Очень уютно, — признал я. — Выход в центре города?

— В центре. — Марта закрыла дверь, прошла к следующей.Открыла ее со словами: — Янус.

— Понятно, — глядя в кипящую снежную круговерть, сказал я. Вдверь начало ощутимо задувать. Меня передернуло при мысли о том, что я сейчасмог валяться в этом ледяном аду — закостеневший, глядя в темноту разорваннымильдинками глазами. — Закрой!

Марта впервые посмотрела на меня с легким сочувствием. Закрыладверь, буркнула себе под нос:

— Гадкая Земля, ага. Летом тоже гадкая. Знаешь, что там людиживут?

Я покачал головой:

— Мне говорили, Янус необитаем.

Марта покачала головой:

— Однажды летом я видела парус на реке. Лодка, совсемплохая. Не похожая на наши. А еще тут есть дикие… — Она задумалась, потомнеуверенно сказала: — Козы. Больше всего похожи на коз. Я подстрелила одну, онавсе равно отстала от стада, спотыкалась и падала. У козы в заднице, — Мартапохлопала себя по крепкой попе, — оказалась стрела. С костяным наконечником.

Что-то в ее голосе меня убедило. Вопреки мнению прочихфункционалов я поверил, что на Янусе есть разумная жизнь. Какие-то кочующие попланете за теплом животные и следующие за ними дикари? Почему бы и нет? Идущиена границе убийственной зимы и изнуряющего лета вечные странники весны… нет,скорее — вечные странники осени, живущие теми плодами, что дает этанегостеприимная земля. Каковы они, наши братья из соседнего мира? Могли бы мыпонять друг друга? Подружиться? Могли бы мы чем-то им помочь и чему-тонаучиться у них?

Функционалов это не интересовало…

Словно услышав мои мысли, Марта сказала:

— Я иногда думаю, что каждый мир веера населен людьми. Тольконе всегда мы их видим. Может быть, иногда они не хотят, чтобы мы их видели. Аесли нам ничего не нужно от мира, так мы ведь и не ищем…