Дорис Кейн покачала головой.

— Вам повезло. Это ужасное состояние. Приходится приниматьмассу таблеток, хотя я дала себе слово отказаться от них — не хочу, чтобы этовошло в привычку.

Стремлюсь не иметь ни к чему привычки… Но сегодня у менясовсем расходились нервы, дурное предчувствие не дает покоя. Да… в ближайшийчас я должна принять решение. Если бы знать, как мне следует поступить!.. Нодля начала приму успокоительное.

— Только не превысьте дозу, — предупредила ее на всякийслучай Дорис Кейн.

— Не беспокойтесь, — рассмеялась Ева, и в голосе еепослышалась издевка. — У меня слишком выгодная позиция в этой игре, чтобысводить счеты с жизнью…

Вот только жаль, не знаю, с какой карты пойти.

Она вышла из комнаты, и через секунду свет в ванной погас.

Несколько минут Дорис Кейн лежала, размышляя над словамистранной ночной посетительницы. Но постепенно изнеможение возобладало над всемимыслями и тревогами. По телу разлилась блаженная истома, глаза сомкнулись,дыхание сделалось ровным и ритмичным.

Дорис показалось, что она только что заснула, как ее сноваразбудил звук шагов в ванной.

Каждая клеточка ее измученного тела, казалось,запротестовала, возмущенная бесцеремонностью навязчивой блондинки, сноваспугнувшей ее сон. Эта истеричная красавица до сих пор не усвоила, что в жизнине бывает легких путей; с виду гладкие и ровные, они неизбежно приводят туда,где полно ухабов и рытвин.

Миссис Кейн оторвала голову от подушки и сонным голосомпробормотала:

— Ложитесь спать… И не беспокойте меня больше.

Сквозь полузакрытые веки она смутно различила темную фигуруна фоне освещенной ванной, которая на секунду замерла и тут же исчезла. Дверьванной плотно закрылась, щелкнула задвижка. Этот звук странным образом принесДорис ощущение покоя и безопасности, и она забылась глубоким сладким сном,который прервал пронзительный, полный ужаса крик.

Дорис Кейн открыла глаза. В окна, выходящие на восток, лилсяяркий солнечный свет, рисуя на полу узорчатые тени.

Из комнаты по другую сторону ванной донесся топот ног. Онприближался, и в следующую минуту дверь ванной распахнулась, и Паула, чей крикразбудил Дорис, застыла на пороге с белым как мел лицом.

Миссис Кейн, сдернув халат со спинки кровати, испуганноспросила:

— Что случилось, Паула?

Дочь силилась что-то сказать, но с губ ее срывались лишьбессвязные звуки.

Миссис Кейн, движимая материнским инстинктом, бросилась кдочери, натягивая на ходу халат и путаясь в шлепанцах.

Но Паула уже овладела собой. По крайней мере, внешне онавновь была невозмутима и ровным голосом, словно о приглашении к завтраку,сообщила:

— Ночью умерла Ева Даусон.

Миссис Кейн прошла за дочерью в соседнюю спальную комнату иувидела распростертое безжизненное тело, шелковистые волосы свешивались с краяпостели, словно сверкающие на солнце золотые колосья пшеницы.

Ручка большого кухонного ножа, торчащая под сердцем,наглядно свидетельствовала о том, что произошло, и Дорис, глядя на лужутемно-красной густой жидкости на ковре, с содроганием подумала, как может втаком маленьком теле быть столько крови.

Под дверью, ведущей в коридор, валялся поднос, с которогоупали и разлетелись по паркету куски омлета, поджаренные ломтики хлеба ичерепки кофейной чашки.

Дорис механически отметила про себя, что от пролитого кофеподнимается пар.

— Я несла ей завтрак, — перехватив взгляд матери, объяснилаПаула.

— Прежде всего, — решительным тоном сказала миссис Кейн, —нам надо немедленно выйти и сделать так, чтобы в эту комнату никто не входил.Где Джим?

— Ушел на работу.

— Мы в доме одни?

— Да.

— Спускаемся вниз и немедленно звоним в полицию…

— Мама, я…

— Что?

— Я не думаю, что Джим одобрит… звонок в полицию.

— А я, Паула, думаю, что ты слишком прониклась идеей Джимане ставить в известность полицию. Если ты покажешь, где находится телефон, ясама позвоню.

— Ладно, — вздохнула Паула. — Хотела бы я знать, где искатьДжима… Я позвоню.

— Звони шерифу Брэндону! Он знает, кто ты.

— Откуда?

— Он помогал мне вчера… разыскивать тебя… обзваниватьбольницы.

— Обзванивать больницы! — воскликнула Паула. — О Господи, тымогла бы приехать прямо сюда!

— Могла бы, — согласилась миссис Кейн, — если бы знала, чтоты здесь.

— Ты хочешь сказать… что не получала моего письма?

— От тебя не было вестей две недели.

Они молча смотрели друг на друга. Взгляд миссис Кейн выражалтвердую убежденность, что отныне между ней и дочерью не должно быть недомолвок.По лицу Паулы было видно, что она пытается приноровиться к подобному порядкувещей. Затем спокойно и буднично, с той сдержанностью, которая порой, какпрежде считала миссис Кейн, создавала между ними барьер, дочь проговорила:

— Хорошо, мама. Одевайся, а я позвоню шерифу… как его зовут?

— Брэндон. Рекс Брэндон, дорогая.

— Я свяжусь с ним. Спасибо, мама. Переодевайся и спускайсявниз. Ты можешь воспользоваться ванной, которая рядом с нашей спальной. Там, —правда, повсюду разбросаны бритвенные принадлежности Джима, но, надеюсь, тыотыщешь место и для своих вещей. Ну, я бегу к телефону.

Дорис Кейн оделась и прошла в большую ванную комнату,которая примыкала к супружеской спальне. Чистя зубы, она слышала, как дочьговорит по телефону. Паула сделала несколько телефонных звонков, значит, понялаДорис, дочь пытается дозвониться до мужа.

Полицейская машина с включенной сиреной сорвалась с местастоянки возле городского суда. Окружной прокурор, сидевший рядом с шерифом, струдом удержал равновесие, когда Брэндон, не снижая скорости, вывернул напроезжую дорогу.

— Я подумал, Дуг, что тебе тоже будет интересно, — сказал Брэндонсвоему пассажиру. Это продолжение того, о чем мы узнали вчера.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Селби.

Брэндон некоторое время молчал, лавируя среди машин,уступавших ему дорогу. Наконец, выскочив на улицу, где движение было не такиминтенсивным, ответил: