– У этого животного неприятное выражение… лица. Чтоэто?

– Цеховой знак.

– Ага, вероятно, твое ремесло – намордники? Прошу сюда.Свет!

Середину большой комнаты, в которой не было ни одного окна,занимал огромный дубовый стол, совершенно пустой, если не считать большогоподсвечника из позеленевшей латуни, увитого фестонами застывшего воска.Выполняя очередную команду, свечи зажглись, замигали, немного осветивпомещение.

Одна из стен была увешана оружием – композициями из круглыхщитов, скрещивающихся алебард, рогатин и гизард, тяжелых мечей и топоров.Половину прилегающей стены занимал огромный камин, над которым располагалисьряды шелушащихся и облезлых портретов. Стену напротив входа заполняли охотничьитрофеи – лопаты лосиных рогов, ветвистые рога оленей отбрасывали длинные тенина головы кабанов, медведей и рысей, на взъерошенные и расчехранные крыльяорлиных и ястребиных чучел. Центральное, почетное место занимала отливающаястаринной бронзой, подпорченная, с торчащей из дыр паклей голова скальногодракона. Геральт подошел ближе.

– Его подстрелил мой дедуля, – сказало чудище,кидая в камин огромное полено. – Пожалуй, это был последний дракон вокруге, позволивший себя поймать. Присаживайся, гость. Голоден?

– Не откажусь, хозяин.

Чудище уселось за стол, опустило голову, сплело на животекосматые лапы, некоторое время что-то бормотало, крутя большими пальцами, потомнегромко рыкнуло, хватив лапой о стол. Тарелки и блюда оловянно и серебристозвякнули, хрустально зазвонили кубки. Запахло жарким, чесноком, душицей,мускатным орехом. Геральт не выдал удивления.

– Так, – потерло лапы чудище. – Получше, чемслуги, а? Угощайся, гость. Вот пулярка, вот ветчина, это паштет из… Не знаю изчего. Это вот рябчики. Нет, ядрена вошь, куропатки. Перепутал, понимаешь,заклинания. Ешь, ешь. Настоящая, вполне приличная еда, не бойся.

– Я и не боюсь. – Геральт разорвал пуляркупополам.

– Совсем забыл, – усмехнулось чудище, – чтоты не из пугливых. А звать тебя, к примеру, как?

– Геральт. А тебя, хозяин? К примеру же.

– Нивеллен. Но в округе кличут Ублюдком либо Клыкачом.И детей мною пугают. – Чудище опрокинуло в глотку содержимое гигантскогокубка, затем погрузило пальцы в паштет, выхватив из блюда половину за раз.

– Детей, говоришь, пугают, – проговорил Геральт снабитым ртом. – Надо думать, без причин?

– Абсолютно. Твое здоровье, Геральт!

– И твое, Нивеллен.

– Ну как винцо? Заметил, виноградное, не яблочное. Ноежели не нравится, наколдую другого.

– Благодарствую. Вполне, вполне. Магические способностиу тебя врожденные?

– Нет. Появились, когда это выросло. Морда, стало быть.Сам не знаю, откуда они взялись, но дом выполняет все, чего ни захочу. Ничегоособенного. Так, мелочь. Умею наколдовать жратву, выпивку, одежу, чистуюпостель, горячую воду, мыло. Любая баба сумеет и без колдовства. Отворяю изапираю окна и двери. Разжигаю огонь. Ничего особенного.

– Ну как-никак, а все же… А эта… как ты сказал, морда,она давно у тебя?

– Двенадцать лет.

– Как это вышло?

– А тебе не все равно? Лучше налей еще.

– С удовольствием. Мне-то без разницы, простолюбопытно.

– Повод вполне понятный и в принципе приемлемый, –громко рассмеялось чудище. – Но я его не принимаю. Нет тебе до этого дела,и вся недолга. Однако, чтобы хоть малость удовлетворить твое любопытство,покажу, как я выглядел до того. Взгляни-ка туда, на портреты. Первый от камина– мой папуля. Второй – хрен его знает, кто. Третий – я. Видишь?

Из-под пыли и тенёт с портрета водянистыми глазами взиралкакой-то толстячок с пухлой, грустной и прыщавой физиономией. Геральт, которыйи сам, на манер некоторых портретистов, бывал склонен польстить клиентам,грустно покачал головой.

– Ну, видишь? – осклабившись, повторил Нивеллен.

– Вижу.

– Ты кто такой?

– Не понял.

– Не понял, стало быть? – чудище подняло голову.Глаза у него загорелись, как у кота. – Мой портрет, гостюшка, висит втени. Я его вижу, но я-то не человек. Во всяком случае, сейчас. Человек, чтобырассмотреть портрет, подошел бы ближе, скорее всего взял бы свечу. Ты этого несделал. Вывод прост. Но я спрашиваю без обиняков: ты человек?

Геральт не отвел взгляда.

– Если ты так ставишь вопрос, – ответил он посленедолгого молчания, – то не совсем.

– Ага. Вероятно, я не совершу бестактности, еслиспрошу, кто же ты в таком разе?

– Ведьмак.

– Ага, – повторил Нивеллен, немногопомолчав. – Если мне память не изменяет, ведьмаки довольно своеобразнозарабатывают на жизнь. За плату убивают разных чудищ.

– Не изменяет.

Снова наступила тишина. Языки пламени пульсировали,устремлялись вверх тонкими усиками огня, отражались блестками в резном хрусталекубков, в каскадах воска, стекающего по подсвечнику. Нивеллен сидел неподвижно,слегка шевеля огромными ушами.

– Допустим, – сказал он наконец, – тыухитришься вытащить меч прежде, чем я на тебя прыгну. Допустим, даже успеешьменя полоснуть. При моем весе это меня не остановит, я повалю тебя с ходу. Апотом дело докончат зубы. Как думаешь, ведьмак, у кого из нас двоих большешансов перегрызть другому глотку?

Геральт, придерживая большим пальцем оловянную крышку графина,налил себе вина, отхлебнул, откинулся на спинку стула. Он глядел на чудищеухмыляясь, и ухмылка была исключительно паскудной.

– Та-а-ак, – протянул Нивеллен, ковыряя когтем вуголке пасти. – Надобно признать, ты умеешь отвечать на вопросы, неразбрасываясь словами. Интересно, как ты управишься со следующим? Кто тебе заменя заплатит?

– Никто. Я тут случайно.

– А не врешь?

– Я не привык врать.