– Аза-ххх! – ухнул Самайн.

Коса упала, как нож гильотины, снесла крону дубу, срубилаклен. Целый урожай спелых яблок посыпался где-то в мраморную конь. Словнополный дом мальчишек разом свалился с лестницы, считая ступеньки.

– По-моему, он не расслышал, Ральф, – сказал Том.

Они нырнули, залегли среди скал, поросших кустарником.

Коса высекала искры из валунов.

Самайн испустил такой вопль, что лавина камней обрушилась сближайшего холма.

– Уй-ю-юй! – сказал Ральф, скорчившись, согнувшись в трипогибели, свернувшись в клубок – колени к груди, глаза крепко зажмурены. – Есливздумаешь грешить – только не в Англии!

И, как последний заряд дождя, ливень, лавина бьющихся вистерике душ, превращенных в мокриц, обращенных в клопов, в пауков-сенокосцев,в блох, в жуков-могильщиков, расползлась по телу, затопила мальчишек.

– Эй! Гляди! Вон пес!

Одичалый пес, обезумев от страха, опрометью мчался вверх поскале.

Но его мордочка, его глаза – что-то такое у него в глазах…

– Неужели это?..

– Пифкин? – подхватили все.

– Пиф! – закричал Том. – Ты здесь назначил встречу? Ты…

Но – ууух! – свистнула коса.

Визжа от ужаса, песик перекувырнулся через голову и кубаремскатился в траву.

– Держись, Пифкин! Мы тебя узнали, мы видим тебя! Да небойся ты!.. Не убегай… – Том свистнул.

Но песик, скуля и жалуясь испуганным, родным, знакомымголосом славного Пифкина, умчался и пропал.

Но что это? Эхо его жалобного тявканья донеслось с далекиххолмов:

– Спаси-и-ите! Ищи-и-и-ите… Ищите. Ищите! Ищи-и-и-и-те…

«Где? – подумал Том. – Негодники Божии, где?»

Самайн поднял косу, играя своей силой. Он рассмеялся,довольный собой, плюнул огненной слюной на свои загрубелые ладони, покрепчеухватился за рукоятку косы, широко размахнулся и – замер…

Где-то вдали послышалось пение.

Ближе к вершине холма, в небольшой рощице, мерцал слабыйогонек костра.

Там собрались люди, как тени; поднимая руки, они пели песню.Самайн прислушался; коса, как застывшая улыбка великана, неподвижно висела ввоздухе.

О Самайн, Бог Мертвых!

Выслушай нас!

Мы, Великие жрецы друидов, здесь,

В этой роще деревьев, великанов Дубов,

Молим тебя за души умерших!

Там, вдалеке, эти неведомые люди у горящего костраразмахивали блестящими ножами, поднимали кверху кошек, коз, распевая:

Мы молим тебя за души тех,

Кто превращен в бессловесных тварей.

О Бог Мертвецов, мы приносим тебе

В жертву вот этих животных,

Чтобы ты освободил

Души наших родных и друзей,

Умерших в этом году!

Ножи сверкали.

Самайн улыбнулся во весь рот. Жертвенные животные закричали.

Повсюду, под ногами у мальчишек, в траве, среди камней,везде – плененные души, сгинувшие в пауках, заточенные в тараканах, заброшенныев блохах, мокрицах и сороконожках, разевали немые рты и беззвучно взывали,корчась и извиваясь.

– Освободи! Не погуби! – молились друиды на склоне холма.

Костер жарко разгорелся.

Ветер с моря завыл над долинами, пронесся среди скал,коснулся пауков, покатил свернувшихся мокриц, опрокинул тараканов. Крохотныепауки, насекомые, мелкие-премелкие собачки и коровки пухом понеслись прочь, какхлопья снега. Маленькие души, узницы, заключенные в тельца насекомых,рассеялись.

Освобожденные, они с шепотом и щебетом полетели ввысь,словно к куполу, рождающему гулкое эхо.

– В небеса! – воскликнули друидские жрецы. – Вы свободны!Летите!

И они улетели. Они скрылись в воздухе, слитно вздохнув, сневыразимой благодарностью и облегчением.

Самайн, Бог Мертвых, пожал плечами и отпустил их с миром.

Но вот так же внезапно – он весь застыл в напряжении.

Точно так же замерли мальчишки и мистер Смерч, притаившиесяв скалах.

По долине, по склону холма беглым шагом наступала армияримских солдат. Предводитель бежал впереди всех, крича:

– Солдаты Рима! Истребляйте дикарей! Низвергайте нечистыхбогов! Так приказал Светоний!

– За Светония!

Самайн, в небесах, замахнулся своей косой, но поздно!

Солдаты вонзили мечи и топоры в стволы священных дубовдруидов.

Самайн взревел от боли, как будто топоры подрубили емуколени. Священные деревья стонали, их ветви со свистом рассекали воздух, стволыс предсмертным стоном и грохотом валились наземь.

Самайна там, наверху, била дрожь.

Жрецы-друиды, спасавшиеся бегством, остановились, объятыедрожью.

Деревья валились.

Жрецы с подрубленными сухожилиями, коленями, ступнямипадали. Их перекатывало ветром, как стволы ураганом.

– Нет! – загрохотал Самайн высоко в воздухе.

– Да! – загремели римляне. – А ну! Солдаты нанесли последнийстрашный удар. И Самайн, Бог Мертвых, с подрубленными корнями, с подсеченнымиголенями, стал падать на землю.

Ребята, задрав головы, успели отскочить. Им казалось, чтоцелый лес, разом подрубленный, обрушился гигантской грудой. Они утонули в тениего полуночного падения. Громоподобный голос его смерти опережал его падение.Он был самым гигантским деревом на свете, выше самого высокого дуба, которыйкогда-либо валился замертво и расставался с жизнью. Он падал с душераздирающимскрипом, бил сучьями дико воющий воздух, стараясь удержаться.

Самайн грянулся оземь.

Он свалился с ревом, который потряс до глубины окрестныехолмы и задул, как свечки, священные костры.

Когда Самайн, срубленный, простерся на земле, все оставшиесяв живых друидские дубы повалились вслед за ним, словно подкошенные последнимвзмахом косы. Его собственная громадная коса, как великанская улыбка,затерянная в полях, расплылась серебряной лужицей и канула в траву.