Мальчишки залились счастливым смехом.

Потому что последняя ступенька утвердилась у них под ногами.

Они добежали до верха, запыхавшись.

Собор Парижской Богоматери был построен, завершен.

Бом! – негромко пробило очередной час.

Громадный бронзовый колокол содрогнулся.

И опустел.

Мальчишки наклонились, заглядывая в его разверстый зев.

Внутри не было никакого языка, похожего на Пифкина.

– Пифкин! – окликнули они.

– …кин, – прошелестело эхо, как из пещеры.

– Он где-то здесь. Он же обещал встретиться с вами ввоздухе. А Пифкин всегда держит слово, – сказал Смерч. – Посмотрите вокруг,ребятки. Отличная работа, а? Вместо того чтобы трудиться не покладая рукнесколько веков, – пробежались, отдышались – и все? Ах ты, да ведь тут нехватает не только Пифкина. А чего? Смотрите! Ищите! Ну?

Мальчишки озирались в полном недоумении. – Э-эээ…

– Вам не кажется, что постройка ужасно скучная, а? Унылая,ничем не украшенная…

– Горгульи!

Все обернулись, уставились на… Уолли Бэбба, которыйвырядился Горгульей на Канун Всех святых. Он просиял от гордости.

– Горгульи! Здесь нет ни одной горгульи, ни одной химеры.

– Горгульи. – Смерч произнес диковинное слово раздельно,тягуче, смакуя, ощупывая его своим языком ящерицы. – Горгульи. А не рассадитьли нам их по местам, а, ребятки?

– Как?

– Пожалуй, можно просто свистнуть им – и они тут как тут! Ану свистите, зовите сюда бесов, свистите чертям, зовите заливистым свистомадских чудовищ и клыкастых ночных тварей!

Уолли Бэбб набрал полную грудь воздуху.

– Я готов!

Да как свистнет!

Все засвистели.

А чудища?

Они примчались со всех ног.

Находившиеся не у дел, неприкаянные существа по всейполуночной Европе встряхнулись во сне и воспрянули от каменного своего сна.

А это значит, что все средневековые гербовые звери, всестародавние сказки, древние кошмары, все ветхие, заштатные демоны, всепогибавшие в небытии ведьмы, все вздрогнули, заслышав зов, и понеслись,поднимая пыльные смерчи, по всем дорогам, бесшумно полетели по воздуху,прорвались, как заряды дроби, сквозь кроны потрясенных деревьев, перебрелиручьи, переплыли реки, пронеслись выше леса стоячего и ниже облака ходячего – иприбывали, валили валом.

Более того, это значит, что все поверженные статуи, все идолы,полубоги и полубожки со всей Европы, которые усыпали землю, как жуткий нетающийснег, заброшенные в развалинах, вдруг встрепенулись, открыли глаза и выползли –саламандрами на дороги, летучими мышами в небеса, дикими собаками динго в чащи.Они летели, скакали галопом, ползли, извиваясь.

Все это сопровождалось восторгом и удивлением, а такженестройными криками мальчишек, облепивших парапет, и сам Смерч глядел,наклонившись, вниз, как с севера, юга, востока и запада прибывают полчищадиковинных чудищ, в панике и неразберихе толкутся у ворот и ждут, когда имсвистнут.

– Может, польем их расплавленным свинцом?

Мальчишки увидели, что Смерч улыбается.

– Да бросьте вы! – сказал Том. – Горбун уже пробовал этодавным-давно.

– Ладно – значит, никаких котлов со свинцом. А не свистнутьли нам, чтобы летели сюда?

И все разом засвистели.

Повинуясь призыву, все полчища, стада, прайды, лавины,сборища, бешеные стремнины чудищ, страшилищ, вздыбленных воплощений зла,подпорченных добродетелей, совратившихся святых, заблудших гордецов, самолюбий,лопнувших, как проколотые пузыри, подтягивались, вползали, сыпались дождем,взбегали по отвесным стенам Нотр-Дама. Словно бурный прибой кошмарных видений,валом, с воем и топотом, они захлестнули собор, примостились на каждом зубце,застыли на каждом торчащем камне.

Вот тут скакали свиньи, а там – черти в козлином облике, ана дальней стене явились отродья сатаны, которые на ходу меняли свой облик –сбрасывали рога, отращивали новые, теряли бороды, а вместо них прытко рослиизвивающиеся, как черви, усы.

Кое-где на штурм стен, шурша, ползли скопища масок и личин,взбирались на высокие контрфорсы, с помощью армии лангетов и ковыляющих омаров.Вон там лезут горильи головы, зубастые и страшные, как смертный грех. А вончеловечьи головы, с зажатыми в зубах колбасами. А за ними поспешает маска Шута,которую поддерживает паук, обученный балету.

Творилось такое, что Том сказал:

– Боже ты мой, что творится!

– То ли еще будет, смотрите! – сказал Смерч.

Мало того, что Нотр-Дам взяли приступом разные чудища ижуткие рожи на паучьих ножках, хари и личины – теперь явились еще драконы,норовившие проглотить улепетывающих детишек, и киты, заглатывающие пророкаИону, и колесницы, битком набитые черепами и скелетами. Акробаты и воздушныегимнасты, изуродованные до неузнаваемости бесенятами, ковыляли, падали изастывали в причудливых позах на крыше.

Всему этому аккомпанировали свиньи на арфах, поросята нафлейтах-пикколо, собаки наяривали на волынках, так что сама музыка помогалаколдовству, заманивая новые толпы уродцев на стены собора, где они навекиприлипали, приставали к крыше, обращаясь в камень.

Вот обезьянка пощипывает струны лиры, а там – трепыхаетсядева с рыбьим хвостом. Откуда ни возьмись прилетел сфинкс, сбросил крылья, сталнаполовину женщиной, наполовину львом и улегся подремать на долгие века подвысокими и гулкими колоколами.

– Ой, а это кто? – крикнул Том.

Смерч наклонился вниз и фыркнул:

– Это… да это же Грехи, ребятки! И разные неописуемыесущества. Вон там, например, ползет Угрызение Совести.

Они посмотрели, как оно ползет. Оно ползло бойким червячком,очень ловко.

– Ну, – громко прошептал Смерч. – Пора. Рассаживайтесь.Дремлите. Засыпайте.

Стаи диковинных существ повернулись раза по три на месте,как злые собаки, и улеглись. Все чудовища утвердились как влитые. Все гримасызастыли в камне. Все вопли утихли.

Луна заливала светом, пятнала вырезными тенями химер ичудовищ Нотр-Дама.