Он вошел в кухню. На столе стояла только стеклянная ваза сцветами. Отец повернулся к маме и спросил:

— Где мой ужин, курва?

Мать открыла было рот, но прежде чем она успела что-тосказать, отец пятерней сгреб ее лицо и с силой отшвырнул маму в угол. Я стоялав кухонных дверях и все видела. Он стал приближаться ко мне, опустив голову,волосы закрывали его глаза — каждый раз, видя мужчину, вот так идущего домойпосле тяжелого трудового дня, я всегда вспоминаю отца, — и я испугалась. Яхотела убраться с его пути, чувствуя, что и меня он может вот так жеотшвырнуть, но ноги у меня будто налились свинцом. Но он бы никогда не смогсделать этого. Он просто взял меня за плечо своей огромной теплой рукой,отодвинул в сторону и вышел. Он сея у сарая, положив ладони на колени, свесивголову, как бы разглядывая свои руки. Он распугал всех кур, но потом онивернулись и стали копошиться у его ног. Я думала, он отшвырнет и их, толькоперья полетят, но и этого он никогда не смог бы сделать.

Потом я посмотрела на мать. Она все еще сидела в углу,прикрыв лицо кухонным полотенцем, и плакала. Скрестив руки, она обхватилагрудь. Это я помню особенно отчетливо, хотя и не знаю почему — то, что ее рукибыли именно скрещены на груди. Я подошла и обняла ее. Почувствовавприкосновение моих рук, мама тоже обняла меня. Затем она отняла полотенце отлица, вытерла им глаза и сказала мне, чтобы я пошла спросить отца, хочет ли онбутылочку холодного лимонада или пива.

— Только обязательно скажи ему, что у нас только две бутылкипива, — сказала она. — Если он хочет больше, то ему лучше пойти в магазин илине начинать пить вообще.

Я вышла в нему, и отец ответил, что не хочет пива, а толькостакан лимонада, чтобы утолить жажду. Я побежала выполнить его просьбу. Мамаготовила ужин; ее лицо все еще было опухшим от слез, но она напевала какую-топесенку, и в ту ночь пружины на их кровати скрипели так же, как и в другиеночи. Никогда ничего больше не было сказано о случившемся. Происшествия такогорода в те дни назывались домашней наукой, это было частью мужской работы, аесли я и вспоминала об этом впоследствии, то думала, что, наверное, мамазаслужила это, иначе отец никогда бы не поступил так.

Было еще несколько случаев, когда я видела, как отец «учил»маму, но именно этот я запомнила больше всего. Я никогда не видела, чтобы онбил ее кулаками, как иногда бил меня Джо, но один раз он стеганул ее поперекспины куском мокрой парусины — это, наверное, было чертовски больно. Я помню,что красные следы от удара не сходили весь день.

Но теперь никто уже не называет это домашней наукой — этоттермин просто выпал из обращения, — но я выросла с убеждением, что если женщинаили дети переступили черту, то это мужская обязанность — вернуть их обратно.Меня не просто воспитали в таком духе, я была убеждена, что это правильно, — ине так-то легко разубедить меня. Но я знала, что мужчина, распускающий руки, невсегда действует в целях науки… но я все же очень долго позволяла Джо это делать.Наверное, просто я очень уставала от хлопот по дому, от работы у отдыхающих, отзабот о подрастающих детях, от сглаживания конфликтов Джо с соседями, чтобыобращать на это особое внимание.

Замужество с Джо… о, проклятье! На что похоже любоезамужество? Наверное, все семьи разные, но со стороны они выглядят совсем нетак, как изнутри, должна я вам сказать. В том, какой люди видят супружескуюжизнь и какова она на самом деле, обычно не больше скрытого смысла, чемискренности в родственном поцелуе. Иногда это ужасно, иногда забавно, но чащевсего это как в самой жизни: обе стороны — внешняя и внутренняя — вместе.

Люди думают, что Джо был алкоголиком, избивающим меня, аможет быть, и детей. Они думают, что он делал это слишком часто, и в концеконцов я отплатила ему. Это правда, что Джо пил, как и то, что иногда он ездилна собрания Анонимных алкоголиков в Джонспорт. Он запивал каждые пять или шестьмесяцев, чаще всего вместе с такими забулдыгами, как Рик Тибодо или Стив Брукс— эти мужчины действительно были алкоголиками, — но потом он резко бросал пить,ну разве что рюмочку перед сном. Но не более того, потому что если перед нимпоставить бутылку, то он пил, пока не увидит дна. Те алкоголики, которых язнала в свое время, никогда не стремились допивать бутылку до дна — ни ДжимБим, ни Старина Дюк. А настоящего пьяницу интересуют только две вещи: как быдопить то, что находится в стакане, и отправиться на поиски новой выпивки.

Нет, Джо не был алкоголиком, но он не возражал, если другиесчитали его таковым. Это помогало ему получать работу, особенно летом. Ясчитаю, что мнение людей об Анонимных алкоголиках со временем изменилось, — язнаю, что теперь о них говорят больше, чем раньше, — но не изменилось то, какэти люди пытаются помочь человеку, говорящему, что он хочет начать работать надсобой самостоятельно. Однажды Джо не пил целый год — по крайней мере, он никомуне говорил об этом, если даже и выпивал, — и Анонимные алкоголики устроиливечер в его честь в Джонспорте. Вручили ему торт и медальон. Так что послеэтого, когда он отправлялся наниматься на работу к кому-нибудь из отдыхающих,первое, о чем Джо сообщал, было то, что он излечившийся алкоголик.

— Если вы не захотите нанять меня по этой причине, я необижусь, — говорил Джо, — но тогда мне не выдержать. Я уже целый год хожу насобрания, и там нас убеждают, что мы не сможем бросить пить, если не будемчестными.

А потом Джо вытаскивал свою медальку и показывал ее. Приэтом он выглядел так, будто у него уже несколько дней крошки во рту не было. Я думаю,что некоторые едва сдерживали слезы, когда Джо нес всякую околесицу,рассказывая им о том, как тяжело ему было бороться с пристрастием к спиртному.Обычно они с радостью брали его на работу и платили по пятьдесят центов, аиногда и по доллару в час — намного больше, чем намеревались заплатить ранее.Вы, наверное, думаете, что эта хитрость раскрывалась сразу же после Дня Труда,но нет, уловка срабатывала удивительно хорошо, даже здесь, на острове, где людивидели его каждый день и знали лучше.

Это правда, что Джо часто избивал меня. Когда он набирался,то не очень-то церемонился со мной. Затем в 1960-м или 1961 году Джо,вернувшись домой после того, как помог Чарли Диспенсери вытащить лодку из воды,нагнулся, чтобы взять бутылочку кока-колы из холодильника, я увидела, что брюкиего лопнули по шву. Я рассмеялась. Я не могла сдержаться. Джо ничего не сказал,но когда я подошла к плите, чтобы помешать капусту — в тот вечер я готовилатушеную капусту, я помню это так, будто все произошло только вчера, — он взялкленовую палку-ухватку и врезал мне поперек спины. О, какая это была боль! Выпонимаете, о чем я говорю, если кто-нибудь когда-нибудь бил вас по почкам. Этовызывает чувство жара и тяжести, почки внутри вас сжимаются, как бы собираясьоторваться от того, что их там держит, как иногда срывается с ручки тяжелоеведро. Я доковыляла до стола и плюхнулась на один из стульев. Я бы упала прямона пол, если бы этот стул оказался хоть чуточку дальше. Я сидела и ждала, когдаболь хоть немножечко отступит. Я не закричала, потому что не хотела испугатьдетей, но слезы ручьем катились по моему лицу. Я не могла сдержать их. Это былислезы боли, их невозможно ничем и ни перед кем сдержать.