А потом Гоблин отстранился – так же резко, как и прильнул комне. Еще секунду передо мной маячил его человеческий облик – огромные глаза,открытый рот, – потом черты расплылись, потеряли сходство со мной и вскорерастворились в воздухе.

Шторы на окнах колыхнулись, цветочная ваза внезапнонаклонилась, до моих ушей неясно донесся звук падающих капель – и ваза полетелана мягкий ковер.

Я невидящим взором смотрел на пострадавший букет, напомятые, розовые у основания лилии. Мне захотелось их поднять. Крошечные ранкипо всему телу болезненно саднили. Я возненавидел Гоблина за то, что онопрокинул вазу и разбросал по полу прекрасные цветы.

Женщины, казалось, просто заснули – не ощущалось даже намекана то, что они мертвы.

"Мой Гоблин... Мой родной Гоблин... – вертелось вголове. – Такой близкий мне дух, пожизненный партнер... Ты принадлежишьмне, а я тебе".

Я едва держался на ногах. Лестат обнимал меня за плечи. Еслибы не он, я бы наверняка рухнул на пол.

– Зачем только он опрокинул цветы?! – сокрушеннопосетовал я, не в силах оторвать взгляд от розовых лилий. – Еще когда мыбыли совсем маленькими, я учил его не причинять вреда тому, что красиво.

– Квинн! – Лестат старался привести меня вчувство. – Очнись! Я с тобой разговариваю! Квинн!

– Ты не видел его, – прошептал я.

Дрожь во всем теле не утихала. Крошечные ранки на руках илице начали затягиваться. Я провел рукой по щеке. На пальцах остались едвазаметные следы крови.

– Я видел кровь, – сказал Лестат.

– Каким образом? – поинтересовался я.

Силы постепенно возвращались, но наваждение, затуманившееголову, стряхнуть пока не удавалось.

– В облике человека, – пояснил Лестат. –Будто кто-то сделал кровью набросок человеческой фигуры. Она зависла в воздухена мгновение, а потом превратилась в водоворот крошечных капель и прямо у меняна глазах исчезла в открытой двери – молниеносно, словно подхваченная вихрем.

– Тогда ты знаешь, зачем я тебя искал, – вздохнуля. Однако Лестат на самом деле не мог видеть Гоблина. Да, действительно, онразглядел кровь, потому что кровь материальна, но дух, всю жизнь являвшийся комне, оставался для него невидимым.

– Он для тебя не опасен, поверь, – с нежностьюуспокаивал меня Лестат. – Ибо не способен отнять у тебя много крови. Онлишь попробовал то, что ты взял у женщины.

– Но он снова вернется, когда захочет, и я не в силахдать ему отпор. Могу поклясться, что каждый раз он забирает у меня чуть-чутьбольше, чем в предыдущий.

Я перестал шататься, Лестат отпустил меня и погладил поголове. Эта простая ласка в сочетании с его ослепительной внешностью –пронзительным взглядом фиалковых глаз и точеными чертами лица – околдовала меня,хотя чары Гоблина рассеялись еще не доконца.

– Он нашел меня здесь, – удрученно произнеся. – А ведь я сам не знаю, где нахожусь. Он нашел меня здесь, как находитповсюду, и с каждым разом, как я уже говорил, крадет у меня все больше крови.

– Уверен, ты можешь с ним справиться, – ободряющезаметил Лестат.

Его лицо выражало сочувствие и внимание, и я едва нерасплакался от переполнявшей меня любви.

– Возможно, когда-нибудь я научусь противостоять егонападкам, – сдерживая слезы, сказал я. – Но разве этого достаточно?

– Пошли, пора покинуть это кладбище, – сказалЛестат. – Тебе придется все о нем рассказать. С самого начала.

– Не знаю, сумею ли объяснить все. Нопостараюсь. – Вслед за Лестатом я вышел на террасу, на свежийвоздух. – Отправимся в Блэквуд-Мэнор. Я не знаю другого места, где мымогли бы спокойно поговорить. Там будет только моя тетушка со своими милымикомпаньонками и, может быть, еще моя матушка, но они давно привыкли к моимстранностям и не станут нас беспокоить.

– А Гоблин? – спросил он. – Не будет ли ончувствовать себя там сильнее, если решит вернуться?

– Пик его силы миновал несколько секунд томуназад, – ответил я. – Думаю, что преимущество будет все-таки на моейстороне.

– Тогда решено: отправляемся в Блэквуд-Мэнор, –подвел итог Лестат.

Он вновь крепко обнял меня, и мы взмыли в вышину. Облака,заполнявшие все небо, расступились, пропуская нас прямо к звездам.

Через несколько секунд мы оказались перед огромным домом, и привиде двухэтажной галереи с колоннами, от которой тянулись в разные стороны двакрыла здания, я отчего-то испытал мимолетное смущение.

Разумеется, фонари в саду горели, освещая во всю высотурифленую колоннаду, и все многочисленные комнаты сияли огнями. Я сам установилэто правило еще мальчишкой: в четыре часа дня все люстры в главном доме должныбыть зажжены. И хотя я давно перерос детскую боязнь темноты, люстры в домепо-прежнему вспыхивали в одно и то же время.

Короткий смешок Лестата вывел меня из задумчивости.

– Ну и чего ты так смущаешься? – веселопоинтересовался он, с легкостью прочитав мои мысли. – Америка избавляетсяот больших домов. Некоторые из них не простояли и столетия. – Акцент егостал менее заметным, а тон доверительнее. – Это место великолепно, –продолжил он небрежно. – Мне нравятся массивные колонны. Галерея, фронтон– все просто потрясающе! Настоящий греческий ренессанс. Как ты можешь стыдитьсятаких вещей? Ты странное существо – очень нежное, как мне кажется, и совсем несовременное.

– А как может быть иначе? – спросил я. –Разве могу я быть современным теперь, когда обрел Темный дар со всемивытекающими из этого последствиями. Что ты на это скажешь?

Меня испугала собственная прямолинейность, но Лестат непосчитал вопрос дерзким.

– Я имел в виду другое, – пояснил он просто,по-дружески. – Полагаю, ты не принадлежал этому времени еще до того, какобрел Темный дар. Нити твоей жизни не были вплетены ни в одну ткань.

– Наверное, ты прав, – отозвался я. – Тоесть, не наверное, а совершенно точно. Ты абсолютно прав.

– Ты ведь мне расскажешь все подробно? – спросилЛестат.

Его золотистые брови четко выделялись на фоне загорелоголба, и, даже улыбаясь, он слегка их хмурил, что странным образом придавало емухитроватый вид и в то же время делало невероятно привлекательным.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил я.