– Нет, я никогда не забываю того, что делаю, –спокойно заявил Лестат. – Но, надеюсь, вы не собираетесь всерьезобсуждать, каким образом я сейчас сохраняю себе жизнь! Помните, я сейчас неотношусь к людскому племени – более того, удаляюсь от него с каждым новым своимприключением, с каждым прошедшим годом. Я побывал и на небесах, и в аду. Прошувас не забывать об этом.

Лестат помолчал, словно сам погрузился в воспоминания, аСтирлинг попытался ответить, но явно не нашел слов.

– Когда-то обитал в человеческом теле, а потом получилто, которое вы видите перед собой, – размеренно продолжал Лестат. – Ябыл принцем-консортом создания, которое другие называли богиней. Согласен, яохочусь на своих сограждан, ибо такова моя природа, и вы знаете это, равно каки то, насколько тщательно я выбираю каждую смертную жертву, проверяю, чтобы онабыла испорчена, порочна и абсолютно недостойна человеческого существования. Кчему я все это говорю? Да к тому, чтобы доказать только одно: ваше объявлениевойны было непродуманным, неоправданной ошибкой.

– Здесь я с вами соглашусь. Декларация вражды – сплошнаяглупость. Ее не стоило даже обсуждать.

– Так она называется Декларацией вражды? – спросилЛестат.

– Кажется, таково ее официальное название, – неслишком уверенно подтвердил Стирлинг. – Мы всегда были авторитарнойорганизацией. Никакой демократии в нашем ордене не существует. Говоря овыражении своего мнения при голосовании, я скорее прибегнул к метафоре, чемвыразился в буквальном смысле. Декларация вражды, да, именно так. Шаг неверныйи наивный.

– Да, неверный и наивный, – повторилЛестат. – Хорошо сказано. И было бы неплохо всем вам в Таламаске незабывать, что вы не более чем маленькая кучка высокомерных проныр, вечно сующихсвой нос куда не следует. А ваши старшины ничем не лучше рядовых агентов.

Стирлинг, видимо, совсем расслабился, слегка завороженныйсвоим собеседником, но я продолжал волноваться, опасаясь того, что моглослучиться в любую секунду.

– У меня есть теория насчет Декларации вражды, –заявил Стирлинг.

– А именно? – поинтересовался Лестат.

– Мне кажется, многоуважаемые старшины подумали, хотя,Бог свидетель, я никоим образом не берусь читать их мысли, что Декларацияпоможет вернуть к нам некоторых агентов, втянутых в ваши ряды.

– Какая прелесть! – рассмеялся Лестат. – Кчему такие цветистые фразы? Почему не сказать прямо? Неужели из-за присутствияэтого юноши?

– Да, возможно, я избегаю прямых формулировок из-занего, – ответил Стирлинг, – но, если быть откровенным, все агентыТаламаски даже думают именно на таком языке.

– Так вот, для протокола, – сказал Лестат, –у нас нет никаких рядов. Более того, я бы сказал, что для нас как для видахарактерны крайний индивидуализм и полная разобщенность, а также редкостноенепостоянство в дружбе, отсутствие чувства локтя и единства мышления. Мы можемсоставить небольшое сообщество, а потом разойтись в разные стороны, чтобы ужебольше никогда не встретиться. Между нами не существует прочного мира. И нет унас рядов.

Меня так заинтриговали его слова, что я даже забыл о страхе,а Стирлинг, судя по его настороженной вежливости, напротив, встревожился.

– Я все это понимаю, – заговорил он. – Новернемся к нашему вопросу, то есть к причинам, побудившим старшин провозгласитьДекларацию вражды. Думаю, они искренне верили, что те вампиры, которые когда-тобыли нашими братьями по ордену, придут в Таламаску и попытаются нас урезонить,и тогда мы сможем пообщаться с такими же созданиями, как вы сами, и значительноповысим уровень наших знаний в этой области.

– Значит, все затеяно только ради сборасведений? – спросил Лестат.

– Вот именно. К тому же вы, конечно, понимаете, каковонам было потерять троих наших агентов, по тем или иным причинам перешедших вваш клан – и не важно, каким образом это произошло. Каждое из дезертирствошеломило нас, повергло в изумление. Мы никак не могли представить, что именнопривело к таким последствиям, какие слова убедили наших братьев совершить стольнеобратимые поступки. Поймите, нам необходимо было... получить знания.

– Ничего не вышло? – Лестат по-прежнему сохранялспокойствие. – Получается, мои записки вас не удовлетворили? А ведь там вподробностях приведены все разговоры. Но вам и вашим старшинам захотелосьувидеть все собственными глазами, встретиться с нами, так сказать, лицом клицу.

– Вы правы, ничего не вышло, – ответил Стирлинг.Казалось, к нему вернулись прежние силы и достоинство. Взгляд серых глаз сталясным. – Мы добились лишь одного: спровоцировали с вашей стороны ещебольшую дерзость. Вы посмели опубликовать ту часть Хроник, в которойупоминается имя Меррик Мэйфейр. Вы решились так поступить, хотя по сей день вэтом городе и его окрестностях проживает великое семейство, носящее имяМэйфейр. Но вам было все равно.

Меня словно ткнули ножом в сердце. Перед глазами промелькнулдорогой мне образ возлюбленной Мэйфейр. Но главной моей заботой был Стирлинг,вновь потерявший всякую осторожность.

– Дерзость! – с улыбкой воскликнул Лестат, несводя глаз со Стирлинга. – Вы обвиняете меня в дерзости?! Да выпродолжаете сейчас дышать только потому, что я так хочу.

– Не сомневаюсь. И тем не менее вы крайнедерзки, – настаивал на своем Стирлинт.

Я едва не потерял сознание.

– Пусть так, я дерзок, и горжусь этим, – парировалЛестат. – Но давайте проясним вот что. Я не единственный автор Хроник.Вините в том своего собственного агента, Дэвида Тальбота, обладающего великиммножеством талантов. Это он автор записок о Меррик Мэйфейр. Именно он рассказалее историю. Меррик хотела получить Темный дар. До того как стать Той, Кто ПьетКровь, Меррик Мэйфейр была ведьмой. Кому, как не вам, это знать? Так чтоникакой лжи здесь нет. И я мог бы добавить, что Дэвид сам решил не прибегать квымыслу, оставив Меррик ее настоящее имя и сохранив название"Таламаска". Так при чем здесь я?

– Он бы так не поступил без вашегоблагословения, – с поразительной уверенностью заявил Стерлинг.