месте мы были заслонены от стогов и кладбища, но белый дом – теперь обращенный к нам торцом – маячил слева метрах в ста с небольшим. На нас смотрело одно окно – открытое окно наверху.

Я спрыгнул на землю и навел пулемет на дом. Моя правая нога даже не успела коснуться земли, как кошмарное безмолвие нарушил рокот “шпандау” (британское название для немецкого ручного пулемета). Казалось, будто что-то дернуло меня за волосы и завязло в насыпи за моей спиной. Я инстинктивно пригнулся и одновременно открыл огонь из пулемета. Теперь я чувствовал себя на своем месте, я вернулся на землю и от души поливал здание свинцом, не забывая и о кустах вокруг, а Шкипер тем временем тихонько двинул джип задним ходом. Я шагал рядом, продолжая стрелять, а Джино палил из своего автомата. В доме что-то задымилось, и Шкипер крикнул:

– Бен, залезай!

Я запрыгнул в машину, не прекращая одной рукой вести огонь. Пока Боб сдавал задом, я левой рукой держался за сиденье, а правой стрелял из пулемета под прямым углом к джипу.

Боб повернул направо – прямо к воротам, так что дом оказался передо мной. Я быстро навел пулемет и нажал на спусковой крючок – вспышки запрыгали по стенам… Едва мы двинулись вперед, с красных крыш кладбища по нам ударил еще один пулемет. Я как раз успел ответить ему с заднего станка (у джипа спереди установлен пулемет 50‐го калибра, а сзади – 30‐го), пока нас не скрыли дома у дороги.

– Бей из заднего, Бен! – крикнул Шкипер.

Я молча ждал, пока дом, стога и кладбище вновь окажутся на виду. Они появились одновременно со взрывами: перед нами начали падать мины… Разрывы я смутно слышал, как будто со всех сторон, но был слишком занят и не смотрел, где же падают мины. Мы мчались по дороге к Углу PPA… И перевели дух, только добравшись до Вилла-Колли-де-Канале… Тут нас поджидал наш патруль… Мы отправились на поиски человека, который сообщил, что немцы ушли из Скеджи, но, как и ожидалось, он исчез. Очередному фашисту почти удалось нас обставить… И только когда я сидел и разговаривал с Попски и лейтенантом Рив-Уокером, я понял, что тогда мы были на волосок от смерти».

Таковы были наши будни. Бойцам они нравились. Несколько дней спустя Оуэн написал: «…я оставался пулеметчиком Шкипера, и это было прекрасно. Те дни, когда я был стрелком у Боба Юнни, я вспоминаю как самое интересное время за всю войну».

Наша жизнь оставалась сносной, поскольку с врагом мы контактировали мимолетно и всегда имели возможность, воспользовавшись гостеприимством крестьян, провести время в комфорте и относительной безопасности. Так снималось напряжение, и, хотя три месяца подряд над моими бойцами каждый день нависала та или иная угроза, заметных признаков утомления никто не выказывал. Успешный солдат быстро забывает неприятный опыт, а если нет, то это не успешный солдат: он быстро окажется в госпитале под наблюдением психиатра. Храбрые люди испытывают страх – лишь идиоты ничего не боятся, – но они забывают о нем, забывают раз за разом.

Вырвавшись из административной рутины, Жан Канери на несколько недель принял командование PPA, когда я угодил в госпиталь. Он привнес свежие идеи, гонял свой патруль на сумасшедшей скорости и расширил до небывалых пределов территорию, охваченную нашей деятельностью. По счастливой случайности он не получил ни одного ранения.

Мы продолжали наши игры, пока немцы не отступили за хорошо укрепленную линию, протянувшуюся от Пезаро на адриатическом побережье до Пизы на средиземноморском (мы называли ее Готской линией); тогда мы отошли в тыл и направились в замок под Перуджей, куда Канери перенес нашу базу. Там мы задержались на несколько дней, чтобы отремонтировать машины и пополнить запасы.

Я полагал, что 8-я армия скоро прорвет Готскую линию, и хотел укомплектовать наши отряды новыми джипами, чтобы подготовиться к финальной погоне за врагом через долину По к Альпам. После этого, думал я, мы отправимся на новый театр военных действий. Я уже разослал письма своим друзьям среди штабных офицеров, которые занимались планированием, с просьбой включить PPA в состав сил, подлежащих переброске на Дальний Восток.

Кертис служил сержантом в моем штабном отряде с того самого дня, как я забрал его из отряда Боба Юнни, заметив у него признаки военного утомления. Он очень быстро восстановился и теперь работал без устали. Его задача заключалась в обслуживании других патрулей: обеспечении ремонта и замены джипов и радиостанций, снабжении боеприпасами и бензином, при этом он еще и участвовал в наших собственных боевых выходах. В те дни он был самым занятым человеком во всем подразделении и больше других находился на переднем краю. При расчистке брода он наступил на мину, и ему оторвало ступню; через несколько дней он умер в госпитале. Обычный тихий человек, он обладал неистребимым жизнелюбием и удивительным талантом смешно рассказывать о тех случаях, когда чудом удавалось уцелеть. Никто так и не смог полноценно заменить Кертиса, одного из столпов PPA.

Сэму Тейлору не нравилось быть моим стрелком, хотя он меня вполне устраивал и я на него полагался. Возможно, он чувствовал себя неловко, поскольку занял место Кэмерона, с которым меня связывала крепкая дружба. Впрочем, более вероятно, что Тейлор просто недолюбливал меня и хотел вернуться к друзьям в свой патруль. Я назначил его сержантом в отряд «R», когда Сандерс покинул нас и отправился домой в Новую Зеландию. А моим пулеметчиком стал новобранец по имени Чарльз Барроуз, мясник из Плимута, простой и немного застенчивый паренек двадцати трех лет. Юнни от него отказался, но я разглядел в нем признаки большой отваги и решил дать ему шанс. Тем самым я оказал услугу самому себе, потому что через пару месяцев он вытащил меня из такой переделки, где, если бы не его стойкость, пропали бы и я, и еще тридцать человек.

Примерно в то же время нас покинул Рив-Уокер, и вместо него командовать отрядом «S» я поставил Джона Кэмпбелла.

Сержант Бьютимен в соответствии с системой «Питон» получил возможность вернуться домой. Сначала он хотел уступить свою очередь другому, а потом передумал и попросил его отпустить. Он не был дома больше пяти лет, но меня все же удивило его желание уехать, потому что я полностью оборвал прежние связи и другой жизни, кроме армии, у меня не было. Что ж, мы заранее были готовы заменить любого, кто нас покинет. Брукс принял командование над связистами,