Тамара вышла за ворота, чтобы поговорить с проходящей мимо вкомпании мужа и двоих сыновей соседской дамой по поводу платья, которое Тамарадля нее придумывала. Неожиданно Родислав наклонился к Любе и негромко сказал:

– Любаша, я тебя очень люблю. Я хочу, чтобы ты этознала. Я очень тебя люблю. Очень.

Она покачнулась и прижалась к нему. Родислав подхватил ее икрепко взял под руку.

– Пойдем домой, ты устала. Тебе нельзя тратить столькосил.

Медленными неверными шагами, поддерживаемая мужем и сестрой,Люба вернулась в дом.

После душа, который она принимала, сидя в ванне, при помощиТамары, Люба стала укладываться. Сняла парик, который носила с тех пор, какпотеряла все волосы из-за химиотерапии, и Тамара повязала ее голову красивойкосынкой: Люба стеснялась Родислава и не хотела, чтобы он видел ее облысевшийчереп. Парик был очень хорошим и полностью имитировал обычную Любину прическу.

– Ну что, Любаня, спокойной ночи?

Тамара аккуратно подоткнула одеяло со всех сторон. Стоялотеплое лето, но Любу все время знобило.

– Тома…

– Да?

– Томочка, спасибо тебе за все.

– Перестань, Любаня, – отмахнулась Тамара. –Спи. Отдыхай. Завтра приедут Денис и Юля, тебе придется сидеть за столом, силыпонадобятся. Будь умницей.

«Буду, – отстраненно думала Люба, поворачиваясь набок. – Сейчас придет Родик, ляжет рядом со мной спать, и я буду умницей.Хотя какая теперь разница? Все равно я умру, и уже не будет иметь ни малейшегозначения, была я умницей или нет… Значение имеет только одно: Родик сказал, чтолюбит меня. Сказал в первый раз за все… сколько?… Пятьдесят лет знакомства.Даже пятьдесят один. Он никогда не говорил мне этих слов, даже когда мы впервыебыли близки, даже когда решили пожениться, даже в день свадьбы. Даже когда ярожала ему детей, он мне этого не говорил. Как-то так сложилось, что неговорил. А мне так хотелось, чтобы он сказал. И вот он сказал. И я теперь незнаю, что с этим делать. Еще час назад я думала только о том, что, когда меня нестанет, некому будет заботиться о нем, и все мои мысли крутились вокруг того,как сделать его жизнь более удобной, более комфортной без меня. Я знала, чтожизнь без меня для Родика неудобна и сложна, и старалась по мере возможности ееоблегчить. Я была уверена, что он давно уже меня не любит и не станет страдать,когда я уйду. Он испытает облегчение. А теперь что мне думать? Если ондействительно меня любит, как же больно ему будет, когда я умру! И тут я уженичего не смогу сделать. Я никак не могу ему помочь. Я ничем не могу облегчитьего страдания. Мне теперь нельзя умирать, мне нужно жить как можно дольше,чтобы Родик не страдал и не мучился. Мне нельзя умирать… Завтра приедут Денис сЮлей, а три дня назад у нас был Андрюша… При чем тут Андрюша?.. Мысли путаются…Я не могу сосредоточиться… Коля, мама, папа, Бабаня… Мне не хватает воздуха, яне могу сделать вдох… Родинька… Я куда-то падаю, падаю, падаю…»

Когда через какое-то время Родислав вошел в спальню, снялхалат, лег и привычно обнял жену, он даже не сразу понял, что Люба умерла.

* * *

– Ты все-таки сделал это, негодяй, – с упрекомпроизнес Змей, подползая к Камню. – Как ты посмел?

Ворон, убитый горем, не смог остаться с Камнем, ему нужнобыло отвлечься и развеяться, и он улетел к своей подружке белочке. ТеперьКамень мог безбоязненно разговаривать со Змеем.

– Я тебя спрашиваю, мерзавец, как ты посмел? – сугрозой в голосе повторил Змей. – Кто дал тебе право?

– Я хотел как лучше, – виновато пробормоталКамень. – А как ты узнал?

Люба Романова должна была умереть вечером во времяфутбольного матча, как раз тогда, когда российские игроки забили первый гол.Именно так рассказал Ворон. В его повествовании Родислав, сидя возле умершейжены, держал ее за руку и сокрушался, что так и не сказал ей ни разу о своейлюбви. Ни разу за все годы, что они знали друг друга. Он плакал и говорил отом, что только теперь понял, как сильно любит ее, и как ему жаль, что она егоне слышит.

И Камень не выдержал. Он забыл свои принципы, вернее, он незабывал о них, но решил в данном случае пренебречь жесткими правилами иподправить реальность. Ну совсем чуть-чуть. Никому от этого никакого вреда небудет. Он быстро прикинул все варианты и решил, что реальность не сильнопострадает, если Люба проживет на три часа дольше. Всего каких-то три часа, закоторые Родислав, может быть, успеет сказать ей те самые главные слова, которыхона от него за пятьдесят лет так и не дождалась. И тогда Люба умрет счастливой.

– Как узнал? – сердито переспросил Змей. – Даэлементарно. Я в том дне много раз был, пока мы сериал смотрели, я давно всезнал. А тут наткнулся случайно – смотрю: что-то не так, как раньше. И сразу всепонял. Зачем ты это сделал? Как ты мог?

– Ну а что я такого особенного сделал? –огрызнулся Камень. – Три часа ничего не решали. Зато Люба теперь знает,что Родислав ее все-таки любит, она умерла счастливой, а это дорогого стоит.

– Да ни черта это не стоит! – взорвалсяЗмей. – Ты что, не понимаешь, что только хуже сделал?

– Почему хуже? – растерялся Камень. – Комухуже?

– Да Любе, кому же еще! Она ушла бы спокойно, зная, чтопозаботилась о Родиславе, как смогла, и теперь, избавившись наконец от постылойбольной жены, он вздохнет свободно и будет спокоен и доволен. Да, ей неприятнотак думать, но зато она за мужа не волнуется. А теперь что? Теперь, когда онауслышала от него, что он ее любит, она не может уйти с легким сердцем, потомучто знает, что он будет страдать, а не облегчение испытывать. Вот чего тыдобился своими дурацкими фокусами.

Камень удрученно молчал. Об этом он как-то не подумал.Наверное, он и в самом деле плохо разбирается в людях.

– Я не хотел, чтобы так вышло, – виновато произнесон. – Прости.

– Да при чем тут я-то? Чего ты у меня прощения просишь?Ты перед Любой провинился. Теперь уж ничего не поделаешь.

– Я могу переделать, – предложил Камень. –Сделаю, как было с самого начала. Хочешь?

– Да ну тебя, – Змей с досадой махнулхвостом. – Переделает он. И что получится? Твой любимый Родислав не успеетсказать Любе, что любит ее, и будет после ее смерти мучиться этим. Час от часуне легче.

– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь, – обиделсяКамень. – В моем варианте Любе плохо, в твоем – Родиславу. Что тыпредлагаешь?

– Я предлагаю, нет, я категорически настаиваю на том,что нельзя соваться в жизнь реальных людей и распоряжаться ими, какмарионетками в кукольном театре. В их жизни, в реальности, есть своисобственные законы, по которым строится их судьба. Родислав много крови Любепопортил, и за это он должен быть наказан. Невозможность вернуть жену и сказатьей, что он ее любит, – это и есть его наказание, и он этим должен мучитьсяи от этого должен страдать. Это будет справедливо. Понял?