Вот последние часы моей жизни, думала я. А утром сестрабудет страдать даже больше, чем я, ибо она увидит, как я горю, а я ее не увижу,и она не сможет даже закричать. Я прижала к себе Мекаре. Она положила головумне на грудь, прямо против сердца. Минута шла за минутой.

Но примерно, должно быть, за три часа до рассвета я услышаларядом с камерой крики. Какое-то насилие, страж вскрикнул и упал. Его убили.Мекаре, лежавшая рядом со мной, шевельнулась. Я услышала, как отпирают замки,как трещит засов. Потом Мекаре издала звук, напоминающий стон.

Кто-то вошел в камеру, и инстинкт подсказал мне, что этоХайман. Когда он разрезал стягивающие нас веревки, я сжала его руку. И тут жеподумала: нет, это не Хайман! Наконец я все поняла!

«Они проделали это с тобой! Они попробовали это на тебе!»

«Да, – прошептал он полным ярости и горечи голосом, вкотором появился новый, нечеловеческий оттенок. – Проделали! Проделали,чтобы проверить! Убедиться, что вы говорили правду! Они вселили это зло вменя!»

Казалось, он всхлипнул, из его груди вырвался резкий сухойзвук. Я чувствовала его неизмеримую силу, так как, сам того не желая, онпричинял мне боль.

«Ох, Хайман! – плакала я. – Такое предательство вответ на столь верную службу!»

«Послушайте меня, ведьмы, – сказал он гортанным,исполненным ярости голосом. – Хотите ли вы завтра умереть на костре передглазами ни о чем не подозревающих людей, или вы предпочтете борьбу с этим злом?Хотите стать равными ему, стать его врагами? Ибо что может противостоять мощисилача, если не те, кто обладает такой же силой? Ведьмы, если они сделали этосо мной, разве не могу я повторить это с вами?»

Я было отпрянула, но он не отпускал меня. Я не знала,возможно это или нет. Я знала одно – мне это не нужно.

«Маарет, – продолжал он. – Они породят расуслужителей-подлипал, если их не свергнуть, а кто свергнет их, если не такие же,как они сами!»

«Нет, я скорее умру, – ответила я, но с этими словамипредставила себе ожидающее меня пламя. Но нет, это непростительно. –Завтра я отправлюсь к матери, я уйду навсегда, и ничто не заставит меняостаться».

«А ты, Мекаре? – услышала я. – Попытаешься ли тыисполнить собственное проклятие? Или умрешь, оставив его на волю духов, которыеподвели вас с самого начала?»

Во дворце снова взвыл ветер, я слышала, как снаружи хлопаютдвери, как бьется о стены песок. По отдаленным коридорам забегали слуги, спостелей поднимались спящие. Я слышала слабые, глухие, неземные завываниядухов, которых любила больше всего.

«Успокойтесь, – велела им я, – я этого не сделаю.Не впущу в себя это зло».

Но, стоя на коленях, прижимаясь лбом к стене, уговариваясебя в том, что я должна умереть и каким-то образом набраться мужества, яосознала, что внутри нашей маленькой камеры снова творится отвратительноеволшебство. Пока духи восставали против этого, Мекаре сделала выбор. Япротянула руку и нащупала мужское и женское тела, сплетенные, словно телалюбовников; когда я попыталась разделить их, Хайман ударил меня, и я безсознания упала на пол.

Безусловно, прошло всего несколько минут. Где-то во мракеплакали духи. Духи поняли, чем все кончится, прежде чем об этом догадалась я.Ветер стих, наступила тишина, дворец смолк.

Меня коснулись холодные руки сестры. Я услышала странныйзвук, похожий на смех, – могут ли смеяться те, у кого нет языка? Я непринимала решения, я знала только, что мы живем одной жизнью – близнецы,зеркальные отражения друг друга, два тела и одна душа. А теперь я сидела вжаркой темноте, сестра обнимала меня, и впервые она изменилась, мы пересталибыть единым целым, но все же были вместе. Она наклонилась к моей шее, и япочувствовала прикосновение ее губ. Хайман выхватил нож и сделал за нееостальное, а я впала в забытье.

О, божественные секунды, когда я снова мысленно увиделапрекрасный свет серебристого неба, передо мной, подняв руки, стояла улыбающаясясестра… Пошел дождь. Мы вместе танцевали под его струями в окружении нашегонарода, наши босые ноги опускались в мокрую траву; грянул гром, небо рассекламолния – казалось, наши души выпустили свою боль на свободу. Вымокшие, мызабрались поглубже в пещеру, зажгли маленькую лампу и осмотрели росписи настенах: картины, нарисованные ведьмами – нашими предшественницами, под звукдождя мы затерялись среди изображений ведьм, танцующих под впервые появившейсяна ночном небосводе луной.

Хайман напоил меня магией, затем – моя сестра, потом – опятьХайман. Полагаю, вам не нужно объяснять, что со мной стало. Но знаете ли вы,что означает Темный Дар для слепого? В газообразном мраке зажглись крошечныеискры, затем, слабо пульсируя, раскаленный свет начал обрисовывать в темнотепредметы, как бывает, когда долго смотришь на что-то яркое, а потом резкозакрываешь глаза.

Да, я могла передвигаться в темноте. Я протянула руку, дабыудостовериться в том, что действительно вижу. Дверной проем, стена, коридор.

Но никогда еще ночь не казалась мне такой тихой, в темнотене раздавалось ни одного нечеловеческого вздоха. Духи исчезли навсегда.

Никогда, никогда больше я их не видела и не слышала. Никогдабольше не отвечали они ни на мои вопросы, ни на мой зов. Призраки мертвых – да,но духи ушли навеки.

Но в течение первых нескольких секунд, часов или даже ночейя не осознавала, что они оставили нас.

Столько было других причин для изумления, для горя ирадости.

Задолго до рассвета мы скрылись, как скрывались царь ицарица, в глубокой могиле. Хайман отвел нас к могиле своего отца, к могиле,куда вернули бедное оскверненное тело. К тому моменту я испила из своегопервого источника смертной крови. Я познала экстаз, заставлявший царя и царицузаливаться краской стыда. Но я не осмелилась похитить глаза моей жертвы, я дажене думала о такой возможности.

Такое открытие я совершила лишь пять ночей спустя, и тогдавпервые увидела мир таким, каким его видят те, кто пьет кровь.

Тогда мы уже сбежали из царского города, целыми ночамидвигаясь на север. В каждом населенном месте Хайман разоблачал эту магию передразными людьми, объявляя, что они должны восстать против царя и царицы, ибоцарь с царицей считали, что единственные обладают такой силой, а это худшая изпосеянной ими лжи.

О, в какую ярость впадал Хайман в те первые ночи! Он делилсясилой с любым, кто просил ее, и так ослаб, что с трудом мог идти рядом с нами.Он поклялся, что царь и царица получат достойных врагов. Сколько за тебездумные недели было создано тех, кто пьет кровь, чтобы они плодились иразмножались, готовясь к битвам, о которых мечтал Хайман?