— Я же говорил тебе, что объедем! — ликующе закричал Малыш.— Черт возьми! Что скажешь? Что скажешь, Мусорок, обосравшаяся цыплячьязадница?

— Объехали, — сказал Мусорный Бак тихим голосом. Его тряслос ног до головы. А потом, уже второй раз за время, прошедшее после встречи сМалышом, он инстинктивно сказал ту единственную фразу, которая могла спасти емужизнь. Скажи он что-то другое. Малыш немедленно убил бы его. — Хорошо водишьмашину, чемпион, — сказал он. До этого момента он никого в своей жизни ни разуне назвал чемпионом.

— Аааа… ну, не так уж и хорошо, — сказал Малышпокровительственно. — В стране есть еще по крайней мере два парня, которыемогли бы сделать то же самое. Веришь в эти штучки-дрючки?

— Я верю тебе, Малыш.

— Не надо ля-ля, радость моя. Ну что ж, едем дальше.

Но далеко уехать им не удалось. «Форд» остановился черезпятнадцать минут, проехав тысячу восемьсот миль от Шревепорта, штат Луизиана.

— Не верю, — сказал Малыш. — Я не… так вашу мать… верю вэто!

Он открыл дверцу и выпрыгнул на дорогу, по-прежнему сжимая вруке на одну четверть полную бутылку «Ребел Йелла».

— ПРОЧЬ С ДОРОГИ! — заорал Малыш, пританцовывая на своихгротескно высоких каблуках, воплощая собой крохотную природную силу разрушения,нечто вроде землетрясения в бутылке. — УБИРАЙТЕСЬ С МОЕЙ ДОРОГИ, МУДОЗВОНЫ, ВЫПОДОХЛИ, ВАШЕ МЕСТО НА ТРАХНУТОМ КЛАДБИЩЕ, ВАМ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ НА МОЕЙ ТРАХНУТОЙДОРОГЕ!

Он швырнул бутылку, и она разбилась на тысячи осколков о бокстарого «Порша». Малыш стоял молча, тяжело дыша и слегка покачиваясь взад ивперед.

На этот раз препятствие было более серьезным. Все полосыбыли под завязку забиты мертвыми машинами. Трупы машин были и на обочине, и нагазоне между двумя половинами шоссе.

Малыш вернулся к машине с лицом карликового василиска. Глазаего выпучились от ярости.

— Я не оставлю свою машину, — сказал он. — Слышишь меня? Низа что. Я не оставлю ее. Иди, Мусорок. Иди и посмотри, сколько тянется этатрахнутая пробка. Может, там где-нибудь грузовик перегородил дорогу иличто-нибудь в этом роде. Короче, если это так, я пошвыряю в пропасть всех этихсукиных детей. Я сделаю это, и лучше тебе поверить в эти штучки-дрючки. Иди,сынок.

Мусорный Бак не стал возражать. Он пошел по дороге, виляямежду машинами. Он был готов в любой момент пригнуться и побежать, если Малышначнет стрелять. Но этого не случилось.

Мусорный Бак отправился в путь в половине одиннадцатого.Идти приходилось медленно, часто надо было залезать на капоты и крыши, там гдемашины сгрудились слишком тесно. К тому времени, когда ему впервые встретилсяуказатель ТУННЕЛЬ ЗАКРЫТ, было уже четверть третьего.

Он озадаченно остановился перед указателем. Туннель закрыт.Какой туннель? Заслоняя глаза от солнца, он вгляделся в даль, и ему показалось,что он что-то увидел. Он прошел еще три сотни ярдов и натолкнулся на страшноемесиво разбитых машин и трупов. Часть машин были военными. Часть людей былиодеты в хаки. За тем местом, где разыгралась битва — сомнений в этом уМусорного Бака не было, — стояли все те же ряды мертвых машин. Эти ряды исчезлив двух черных пастях того, что, судя по огромному указателю, носило названиеТУННЕЛЬ ЭЙЗЕНХАУЭРА.

Он подошел поближе, еще не зная, что он собирается делать.Две черных пасти в скале внушали ему робость, и по мере того, как онприближался все ближе и ближе, робость переходила в самый настоящий ужас.Пешеходная дорожка шла почти вровень с шоссе, и многие машины попыталисьвыехать на нее. Длина туннеля составляла две мили. Единственный способ пройтисквозь него — это ползти по крышам с одной машины на другую в абсолютнойтемноте.

В животе у Мусорного Бака похолодело.

Какое-то время он смотрел на туннель, а потом повернулся ипошел обратно к Малышу. Плечи его обмякли, уголки рта дрожали. Может быть, емуудастся проскользнуть мимо?

Через несколько часов Мусорный Бак остановился за «Поршем»,о который Малыш разбил бутылку. Он осторожно выглянул из-за капота. «Форд»Малыша ярко выделялся на фоне темно-фиолетового вечернего неба. Сам Малыш сиделза рулем, глаза его были закрыты, а рот приоткрылся. Сердце Мусорного Бакаисполнило в груди победный марш. «Пьян, как свинья! — выстукивало оно. — Пьян,как свинья! Ей-Богу! Пьян, как свинья!» Мусорный Бак подумал, что прежде чемМалыш очухается, он успеет уйти миль на двадцать на восток.

Двигался он очень осторожно. Он перебегал от машины кмашине, как водомерка, оставляя «Форд» Малыша слева.

— А ну-ка, мудозвон, стой на месте.

Мусорный Бак замер, стоя на четвереньках. Он намочил штаны,и мозг его превратился в обезумевшую черную птицу паники.

Он очень медленно поднял глаза и увидел над собой Малыша. Вруках у него было по 45-му, а на губах застыла ужасная гримаса ненависти иярости.

— Я п-п-просто проверял, сможем ли мы здесь проехать, —услышал Мусорный Бак свой собственный голос. — Открыта ли дорога назад.

— Ну конечно, на четвереньках. Сейчас я тебе открою дорогуназад. Вставай, сука.

Мусорный Бак с трудом поднялся, ухватившись за ручкустоявшей рядом машины. Два дула 45-х выглядели абсолютно точно так же, как двепасти туннеля Эйзенхауэра. Он смотрел в лицо смерти и знал об этом. Теперь ужене было такой фразы, которая могла бы спасти его.

Он помолился темному человеку: «Прошу тебя… если будет на тотвоя воля… я отдам за тебя мою жизнь!»

— Что там такое? — спросил Малыш. — Авария?

— Туннель. Он забит до отказа. Поэтому-то я и вернулсясказать тебе. Пожалуйста…

— Туннель, — прорычал Малыш. —Господи-Иисусе-Христе-Боже-мой-поцелуй меня-в-зад! А ты не врешь, сучья морда?

— Нет! Клянусь, что не вру! На указателе, по-моему, былонаписано, что это туннель Изинхувера, но мне трудно читать длинные слова. Я…

— Заткни пасть. Как далеко отсюда?

— Восемь миль. Может быть, даже больше.

Малыш посмотрел на запад. Потом он перевел глаза наМусорного Бака.

— Ты пытаешься повесить мне на уши лапшу, что эта пробкатянется на восемь миль? Ах ты мешок дерьма! — Малыш угрожающе помахалревольверами.

— Честное слово! — закричал Мусорный Бак. — Честное слово! Яклянусь, клянусь!

Малыш посмотрел на него долгим взглядом.

— Я убью тебя, Мусорок, — сказал он наконец с улыбкой. — Носначала мы вернемся к тому затору, который мы объехали сегодня утром. Тыстолкнешь пару машин в пропасть. А потом я отыщу другой путь. Я не собираюсьоставлять свою машину, — добавил он раздраженно. — Ни за какие коврижки.