— А ну-ка, Жюльетта, потопчись коленями на животе этойшлюхи, — приказал он некоторое время спустя, — поглядим, сможешь литы выдавить из ее чрева мерзкий плод.

Мне помогала Дзанетти, и мы едва не выпустили дух из беднойАнжелики, которая пронзительно кричала не переставая. Через четверть часаМаберти выдернул свой ненасытный инструмент и принялся за старшую девочку.Ценой невероятных усилий нам с Дзанетти удалось вставить огромный набалдашник вкрохотное отверстие, ставшее объектом ярости нашего содомита. Заметив, чтопервый шаг сделан, Моберти совершил настолько мощный толчок, что его оружие досамого конца погрузилось в детское тело, и несчастная потеряла сознание.

— Это как раз то, что я хотел, — спокойно объяснилнам безжалостный негодяй. — Я не смогу насладиться по-настоящему, пока недоведу их до бесчувственного состояния. Эй, Дзанетти, слышишь, что яговорю? — Потом тихо сказал мне: — Когда я отправлю ее в преисподнюю, яхочу, чтобы она запятнала себя самым черным преступлением, какое тольковозможно.

Прекрасная венецианка положила Анжелику на спинубесчувственной дочери так, чтобы перед злодеем оказались две пары ягодиц. Когдамоя подруга опустилась на колени, произошла невероятная вещь, которая,очевидно, должна была довершить эрекцию разбойника: вцепившись зубами в егоседалище, она принялась рычать по-собачьи, Моберти ответил таким же рычанием ивпился зубами в ягодицы Анжелики. Никогда прежде мне не доводилосьприсутствовать на подобном собачьем концерте, и я должна признать, что ничегозабавного в этом не было для нашей злосчастной жертвы, чей зад, включая верхнюючасть бедер, скоро превратился в окровавленные лохмотья. Моберти то. и делоотрывался от него, чтобы укусить то мои ягодицы, то ягодицы младшей девочки, нодля того лишь, чтобы поточить свои клыки, после чего с удвоенной яростьювгрызался в тело потерявшей сознание женщины. Через некоторое время,показавшееся нам вечностью, он обрушил свой звериный инстинкт на младшую дочь,которая в тот же миг лишилась чувств.

Между тем Дзанетти, исполняя распоряжение своего любовника,чтобы усилить его экстаз, заколола ребенка кинжалом, и маленькое существодернулось в последний раз и осталось неподвижно лежать в луже собственнойкрови.

— Ах ты, подлая! — возмутился итальянец, —посмотри, что ты наделала! Пусть же Всевышний, чьими милостями ты поживешь ещенемного, даст тебе время раскаяться в чудовищном злодеянии, за которое тебеодна дорога — в ад…

Это событие оказало на него потрясающее действие, и онисторг из себя бурный поток спермы. После чего поднялся, оставил Дзанетти вкомпании с несчастным семейством и, взявши меня за руку, молча вышел в комнату,где у нас незадолго до того состоялся разговор, решивший судьбу венецианки.

— Я собираюсь творить жуткие дела, — объявил он,поцеловав меня в щеку и начиная тереться членом о мой зад, — и твоясоперница будет участвовать в них. Ах, если бы я только мог придуматьчто-нибудь необыкновенное, если бы только можно было сделать ее последниемгновения беспредельно ужасными, но, увы, всему есть свой предел, и мне горькосознавать это. Но все равно, Жюльетта, все равно меня безумно волнует этажестокая мысль! Какой у тебя великолепный зад, — продолжал он, лаская моиягодицы, — я обожаю тебя, моя прелесть, у тебя необыкновенное воображение,ты изобретательна в злодействе, и если я готов расправиться с Дзанетти, тотолько потому, что хочу, чтобы ты всегда была со мной.

— Знаете, дорогой друг, — вставила я, — вызабыли, что эта женщина любит вас без памяти. Я уступила вашему вероломномужеланию в момент слабости, а теперь раскаиваюсь в этом. Разве можно поступатьтак жестоко с человеком, который привязан к нам обоим?

— Мне наплевать на чувства этой потаскухи, — грубопрервал он мои излияния. — Священны для меня только мои страсти и мояэрекция. А эта сука ни о чем не догадывается, так что сейчас самый подходящиймомент заняться ею. Представляю, какой это будет прекрасный вечер! Ты наденешьна меня вот эту тигриную шкуру, а они, все трое, пусть лягут вокруг трупа; ябуду кусать и рвать их когтями, буду жрать их живьем, и ты увидишь мое истинноеотношение к синьоре Дзанетти, когда мои зубы вонзятся в ее тело и когданачнется ее предсмертная агония. Только не забывай возбуждать меня иподбадривать во время этой сцены, а если вдруг в голову тебе придет что-нибудьеще более интересное, сразу скажи мне, ибо наш замысел блекнет в сравнении смоими желаниями.

Я вышла сделать необходимые распоряжения. Дзанетти,привыкшая повелевать, с изумлением узнала, что ей придется присоединиться кжертвам, и она не удержалась от тревожного вопроса:

— Ты не знаешь, что он задумал?

— Скоро увидишь сама, — холодно ответила я ивернулась к Моберти.

Едва я переступила порог, как он кинулся ко мне и немедленновонзил свое копье в мой зад, еще раз поклявшись, что ни один предмет на светене доставлял ему такого большого удовольствия. Впрочем, совокуплениепродолжалось недолго, и за это время он успел обменяться со мной своими мыслямикасательно будущих пыток и высказал соображения, от которых в ужасе содрогнулисьбы самые хищные звери.

После чего он влез в тигриную шкуру, с лапами, вооруженнымикогтями, и просунул голову наружу через широко раскрытую звериную пасть, чтобыиметь возможность кусать и рвать зубами все, что встретится на его пути. Втаком виде он вошел в зал, сопровождаемый мною, которая на всякий случайприхватила с собой увесистую палку.

Первой нападению подверглась Дзанетти; одним ударомкогтистой лапы Моберти вырвал одну из ее грудей и настолько глубоко впилсязубами в ягодицы, что из них тут же брызнула кровь.

— О Господи! — простонала несчастная. — Япропала, Жюльетта, и это ты предала меня. Мне давно следовало догадаться, нотеперь уже поздно; скажи, умоляю тебя, какие ужасы придумал для меня этотмонстр, которого я так любила?

Каждая ее жалоба прерывалась пронзительными воплями; однакоМоберти дал ей передышку, набросившись на другие жертвы. Анжелика и ее старшаядочь пытались вскочить и спастись бегством, но разве можно убежать отразъяренного зверя? Несколько минут он терзал их обеих, рыча от восторга, когдаего беспорядочные удары приходились на самые уязвимые места; он не пропустилдаже мертвое тело девочки, откусив от него большой кусок; его член, который яне переставала ласкать, дотягиваясь до него снизу или сзади, достигневероятных, потрясающих размеров.

Постепенно его жестокость стала принимать более утонченныеформы. Он вернулся к своей любовнице, и мы вместе привязали несчастную кдеревянной скамье. Он взобрался на нее и острыми когтями вырвал ей глаза и нос,разодрал щеки; удивительно, но она все еще кричала, пока каннибал целовал то,что осталось от ее некогда прекрасного лица, а я еще сильнее ласкала его.

«Если бы не я, если бы не мое вероломство и коварство, он низа что не додумался бы до таких ужасов, и я — их единственная причина», —так думала я, и эта сладостная мысль заставила меня содрогнуться от оргазма.Моберти же продолжал свое ужасное занятие; продолжал, как безумный, целовать вгубы полумертвую женщину, стараясь не упустить ни одного спазма предсмертнойагонии своей любовницы, которую он когда-то боготворил. Он перевернул ее,изувечил ей заднюю часть и заставил меня вливать расплавленный воск в раны;наконец пришел в неописуемое неистовство, оттолкнул меня, разорвал на кускипредмет своей страсти и разбросал останки по всей комнате.