Бедняга Лафкин слышит это кошмарное имя уже наполпути к двустворчатым дверям. Он замирает как вкопанный, смотрит, дико вращаяглазами, на стол защиты, и вдруг быстро-быстро перебирая ногами, семенит вон.

Драммондовцы, охваченные смятением, жмутся ксвоему предводителю. Драммонд встает.

— Ваша честь, мне необходимопроконсультироваться с вами и с господином Бейлором.

Киплер жестом подзывает нас зайти сбоку, чтобыбыть подальше от микрофона. Мой оппонент прикидывается разгневанным. Я несомневаюсь, что он ошеломлен, но упрекнуть меня не в чем. Грудь Драммондасудорожно вздымается. — Ваша честь, для нас это полная неожиданность! — шипитон еле слышно. Нельзя, чтобы присяжные слышали его слова и видели, насколько оношеломлен.

— Почему? — с невинным видом осведомляюсь я. —Она внесена в список свидетелей, которых я могу вызвать.

— Вы должны были предупредить нас. Когда вы еёнашли?

— А я вовсе не подозревал, что она пропала.

— Защита имеет право это знать, мистер Бейлор,— произносит судья, сдвинув брови и — впервые! — сурово взирая на меня.

Я недоуменно улыбаюсь и развожу руками. Мол,что вы от меня хотите — я ведь ещё мальчишка, и в этих интригах ни уха, ни рылане смыслю.

— Она числится в списке возможных свидетелей,— настаиваю я. Мне терять нечего — мы все трое прекрасно понимаем, что ДжекиЛеманчик сейчас даст свои показания. Возможно, мне и в самом деле следовалонакануне известить судью, что она уже в Мемфисе, но чего от меня ждать — этомой первый процесс.

Джеки Леманчик входит в зал вместе с Деком.Андерхолл с Олди отводят взгляды. Пятеро соляных столбов из «Трень-Брень»,напротив, пожирают её глазами. Джеки выглядит куда лучше, чем вчера. Просторноесинее платье, чуть выше колена, висит, подчеркивая худобу женщины. Лицо Джекинакрашено и смотрится приятнее, нежели накануне. Она приносит присягу,усаживается в свидетельское кресло, выстреливает ненавидящим взглядом в сторонубывших боссов из «Прекрасного дара жизни» и готовится дать показания.

Интересно, входят ли Андерхолл или Олди вчисло её любовников? Вчера вечером она упомянула, что кроме Лафкина, еюпользовался кто-то еще, но я не уверен, что круг её партнеров ограничен толькодвумя фамилиями.

Мы быстро справляемся с обязательной частью ипереходим к разоблачениям.

— Сколько времени вы проработали в компании«Прекрасный дар жизни»?

— Шесть лет.

— А когда оставили службу?

— Третьего октября.

— Как это случилось?

— Меня уволили.

— Вы не сами об этом просили?

— Нет. Меня уволили.

— Кто?

— Это был целый заговор. Его участники —Эверетт Лафкин, Кермит Олди, Джек Андерхолл и ещё несколько человек. — Онакивает на виновников, и головы присяжных, как по команде, поворачиваются в сторонупредставителей «Прекрасного дара жизни».

Я приближаюсь к свидетельнице и вручаю ейкопию подписанного ею заявления на увольнение. — Вы это узнаете?

— Да, это заявление которое я сама отпечаталаи собственноручно подписала.

— Здесь сказано, что вы просите уволить вас пособственному желанию.

— Все здесь — полная ложь, от начала и доконца. Меня уволили, потому что через меня проходило дело Донни Рэя Блейка, покоторому пятого октября меня должны были допросить. И меня уволили, чтобы ктому времени я больше не работала в этой страховой компании.

— Кто заставил вас подать на увольнение?

— Те, кого я только что назвала. Это былнастоящий преступный сговор.

— Объясните, пожалуйста, что вы под этимподразумеваете?

Джеки Леманчик впервые смотрит на присяжных, ате в свою очередь глазеют на нее. Она проглатывает комок в горле и начинаетрассказывать:

— Меня вызвали к начальнику в субботу, занесколько дней до назначенного допроса. Там уже сидел Джек Андерхолл — вон тот,в сером костюме. Он — один из юрисконсультов компании. Он заявил, что я должнанемедленно уволиться, но у меня есть право выбора. Либо меня увольняетадминистрация — и тогда я ухожу с пустыми руками. Либо я прошу уволить меня пособственному желанию, и тогда руководство выделит мне десять тысяч долларовналичными, чтобы я держала язык на привязи. Но решение я должна принять сию жеминуту, в его присутствии.

Накануне вечером она рассказывала мне об этомсухо и без эмоций, но выступление перед судом — совсем иное дело. Джекизакусывает губу, почти с минуту борется с собой, потом наконец продолжает: — Ямать-одиночка, воспитываю двоих детей, и долгов у меня тьма-тьмущая. Выбора уменя не было. В одночасье я лишилась работы. Я подписала заявление, взяла деньгии подписала обязательство о неразглашении любых сведений, касающихся каких-либостраховых дел.

— Включая дело Блейков?

— Дело Блейков стояло особняком.

— Если вы взяли деньги и подписали этообязательство, то почему согласились выступить свидетелем на этом процессе?

— Немного придя в себя, я посоветовалась садвокатом. Это замечательный адвокат. И он сказал, что меня незаконно вынудилиподписать это обязательство.

— У вас сохранилась его копия?

— Нет. Мистер Андерхолл не позволил мнеоставить её у себя. Можете его сами спросить. Держу пари, что оригинал до сихпор у него хранится. — Я медленно поворачиваюсь и, наряду со всемиприсутствующими, устремляю пристальный взгляд на Джека Андерхолла. Вниманиеюрисконсульта мгновенно переключается на внезапно развязавшиеся шнурки, и онначинает возиться с ними, делая вид, что не слышит, о чем идет речь.

Я перевожу взгляд на Лео Драммонда и впервыеза все время вижу — адвокат совершенно сломлен. Его славный клиент, конечно же,умолчал и о подкупе Джеки Леманчик и о принуждении её к увольнении со службы.

— А что заставило вас обратиться к адвокату?

— Я не знала, что мне делать. Меня лишилиработы. Не говоря уж о том, что меня, как женщину, постоянно притесняли, да ещёи сексуально домогались.

— Кто-либо из тех, кого мы знаем?

— Протестую, ваша честь! — заявляет Драммонд.— Возможно, это кого-то и развлечет, но к делу отношения не имеет.