В хронологическом смысле. Но то, что произошло на самом деле, не изложить в последовательности слов. Картинка словно раздвоилась, и время потекло в разных направлениях, и в одной части все отмоталось к началу, а в другой продолжилось, но без сцены до. В одной части Куница спросила то, что спросила, Мару ответил то, что ответил, я вышел из машины и все повторилось еще сотню раз, шлифуя новую ось старой планеты. А в другой уехал эвакуатор. Фонари моросили, почти не давая свет. На багажнике сидела девушка, из тех, которым редко везло. Черт, подумал я. Она же вся промокла.

Я снял с себя куртку и надел на нее. Поднял ее руку и вынудил взяться за ворот. Затем, отойдя, постучался в салон со стороны Куницы.

– Ты в порядке? – спросила девушка.

– Как всегда, – ответил я.

И знаете что? Это было правдой. Потому что правда – мой персональный ад.

Глава 20

Лучшие практики человечества

Когда мы вернулись, Мару сказал, что она просит реавторизацию. Еще: чтобы внутри мы больше ничего не трогали. Я не возражал. Речь шла уже о формальностях. Все равно, что вывести коробки с вещами и поменять номера.

Особых проводов не было. Они ушли за белую перегородку, а мы заварили чай. Потом Куница выглянула уже одна, Мару позвонил Ольге, и Дедал сделал то, что сделал. Сложно описать, на что это похоже. Немного на башню свободного падения, где ряд самолетных кресел летят с высоты десятиэтажки, тормозя в последний момент. Каждый раз, когда Дедал перезагружал нас, я словно выбирался из этого аттракциона и, оглушенный полетом, с развинченным центром тяжести, заново учился ходить.

– Из хорошего, – Куница затянула мусорный пакет. – Пульс без изменений. Дыхание ровное, самостоятельное.

Мару бездумно кивнул. Склонившись над старыми записями Хольда, он пытался восстановить в них хронологию, опираясь, преимущественно, на цвет чернил.

– Из интересного. Температура тела поднялась почти на полтора градуса.

– От травм, – пробормотал Мару.

Куница закинула пакет за плечо.

– Для дальнейших манипуляций надо дождаться отката. Пять-шесть утра, ты сказал? До того, с вашего позволения, я иду бухать и спать. Помотало нас жутко.

– Сколько она еще будет функцией Дедала? – спросил я, стоя у окна.

Куница улыбнулась, метнула быстрый взгляд на Мару.

– Сложно сказать, родной. Пока непонятно, какая из действующих сил является центростремительной: смерть контрфункции или теория Хольда. Если последнее, у нее есть шанс и без Дедала. Только нужно найти хорошую аппаратуру, выход из комы – неприятное приключение. Утром обсудим. Учитывая, как все непредсказуемо сложилось, наблюдение сейчас – самая разумная стратегия.

Я поглядел в пустую кружку в своей руке, не помня, что делал хотя бы глоток:

– Есть еще кое-что.

Они уже привычно напряглись.

– Миш, давай на свежую голову…

– Хольд сказал, как узнать, кто стоит за похищением искр.

Мы помолчали. Они – изумленно, я – пытаясь вспомнить вкус чая. Нет, правда, как давно он закончился? Отставив кружку на подоконник, я продолжил:

– Он считает, это тот же, кому Феба с Константином обещали искру за убийство контрфункций. Три года назад. Мы до сих пор не знаем детали того, что тогда случилось, верно?

Мару смотрел на меня так, будто к кружке на подоконнике вот-вот присоединюсь я сам.

– Только со слов Ариадны.

– Да. Но она не помнит самое важное. Как Стефан понял, что это они. Что́ узнал. Как и когда. Закончилось бы все так, как закончилось, если бы у него не было железных доказательств?

Они не знали. Никто не знал. Было в Стефане нечто такое, что даже мне, знакомому лишь с отсроченным эхом его решений, мешало сказать, что он не был убийцей.

– Я знаю, она попросила ничего больше не трогать. Но в части сигнатур мы уже дубль, хочет она того или нет. И пока это не исчезло, я должен вернуться туда, в то, что еще осталось, и попытаться найти воспоминания Стефана. То, что он узнал об этих двоих.

Куница запустила руку в волосы, еще не расплетенные, и хрипло усмехнулась:

– Не думала, что доживу до дня, когда Хольд посоветует обратиться к Стефану, живому или мертвому.

Мару иронию упустил.

– Утром ты говорил, что не можешь попасть внутрь.

– Говорил. Надеюсь, реавторизация это исправила. Когда Дедал сносит массивы, я начинаю с чистого листа.

Он хмурился. И хмурился. Ну вы понимаете. Не самое лучшее время резюмировать:

– Начнем прямо сейчас.

– Исключено. Тебе надо отдохнуть.

– Формально я буду спать, так что…

– Речь не о телесном отдыхе.

– Я в порядке.

– Нет, не в порядке. И не будешь в порядке еще долго, если запретишь себе скорбеть.

Я думал изобразить растерянность, удивление, может. Но это «скорбеть» вызвало у меня раздражение. Что за уродское слово.

– К тому же, – Мару вернулся к столу, обвел взглядом записи, – Если ты проснешься и сразу ткнешь в кого-то из нас пальцем, мы должны быть готовы. План в духе Хольда, но надо все обсудить с Олей. Теперь ей решать.

Я не стал напоминать, что буквально вчера, на этом же месте мы рассыпались в восторгах оттого, что это не один из нас. Похоже, штукатурка самообмана посыпалась не только у меня.

– В выходные я кое-что нашел. Массивы ее сигнатур, к которым раньше у меня не было доступа.

В голове еще крутилось это дурацкое слово. Скорбеть. Скорбеть. Как будто это могло что-то изменить.

– Один из экранов оказался точкой входа-выхода – буквально. За ним я нашел другой коридор. Там тоже оказались телевизоры с океанами, но они были сами по себе. Я не запитал ни одной сигнатуры. Но самое важное, в них был звук. Другой. Не океанов. Так что я слышал кое-что из ее прошлого. Полагаю… Охру-Дей. И Обержина, наверное, тоже.

Мару отнял взгляд от записей.

– Я рад, – обронил он. – Если Ариадна среагировала на их смерть не океанами, как на все остальное, а чем-то более… дифференцированным, значит, Обержины для нее не просто имена. Может, вкупе с этими изменениями теория Хольда действительно сработает. Я… прости. Я хотел рассказать тебе, очень. Но это должна была сделать она.

Наверное, подумал я. Не знаю, подумал я. Какая разница, подумал я. И все одновременно.

– Обычно она просыпается через три-четыре запитанных пролета, – продолжил я. – Так что я начну оттуда, где меньше всего готовых сцепок, чтобы найти что-то новое. Если те океаны откликнулись на то, что было для Ариадны важно, значит, с правильным триггером можно добраться и до других воспоминаний.

Мару задумчиво покачал головой.

– В случае с Обержинами речь об их смерти. Это серьезное событие, очень личное, очень страшное. С помощью чего ты планируешь добраться до воспоминаний Стефана?

Я подобрал кружку и отошел от окна:

– Даже тот, кто не был особо знаком с ним, знает, что́ выводило его из себя. Вплоть до поломанной мебели в гостиной.

Куница повела головой за мной, но на деле – за эхом