– Хольд, – удивленно поняла она.

– Хольд, – согласился я.

– Хольд, – вторил нам Мару, и впервые за день его лицо слабо прояснилось. – Какая ирония.

Я сказал:

– Если вспомнить все моменты, когда Хольд поступал, как мудак, но оказывался прав… По-моему этим можно выбесить кого угодно.

Чего я не сказал:

– Например, по поводу искр. Письма декомпозитора. Или госпожи М. Если Хольд не прав, и я вот-вот совершу огромную ошибку, Стефан ответит. Не сможет не. Мертвым все равно, что при жизни им было все равно.

Я вернул кружку к пыщущему жаром термопоту, а когда вернулся, они спорили, и явно не о блистательности моей идеи.

– Обещай, – начал Мару, не купившись на мою почти-улыбку, – что дождешься утра и не предпримешь ничего сам.

Я не стал напоминать, сколько уже нарушил обещаний. Вместо этого кивнул:

– Дождусь. Я правда иду отдыхать. Но перед этим немного проветрюсь, хорошо?

– Там шторм, – рассеянно напомнил Мару.

– Ага. Много свежего воздуха. Спасибо за куртку.

Вряд ли Куница поверила мне, но она очень хотела к своим, к вину:

– Я тоже пойду. Встречаемся утром?

Мару кивнул. Она обняла его, шурша пакетом.

– Если Оля согласует, будем работать параллельно. Мы снаружи, Миша внутри.

– Надеюсь, тебя попустит после отката, милый.

– Тоже надеюсь, – сдался он.

Я выскользнул из комнаты прежде, чем они разомкнулись. Стороживший коридоры Дедал проводил меня цепью безучастных взглядов. К счастью, помимо него я больше никого не встретил – не хотелось по сто раз объяснять, как здорово дышать воздухом в разгар шторма. Это и в первый звучало тупо.

А шторм был. На улице нещадно хлестало. Ветер гудел, как в трубе. Натянув капюшон, я обогнул дом, завернул во двор, и, просочившись между пассатами, оказался возле саннстрана Хольда (а теперь и Ольги, наверное). Нырнув на заднее сиденье, я тихо захлопнул дверь.

Изнутри куртка была еще влажной. Подклад холодил, как касание призрака. Я включил верхний свет, оглядел сиденье, нашел пару неестественных зазоров по центру, выдвинул подушку. Она оказалась подлокотником, с выемками под стаканы. В самом низу образовавшейся дыры торчал конверт. На ощупь он был точно таким же, как тот, в котором лежали билеты на самолет. Вернув подлокотник на место, я высыпал содержимое конверта на сиденье. Наличка, два загранника, а на меня он сделал даже права и страховку. Все, кроме денег, я собрал обратно в конверт, его сунул в подклад, наличку в карман, и осторожно, будто даже мысль об этом могла изменить эту хрупкую реальность, повторил про себя: два загранника. Не три. В больнице Хольд сказал «наши документы», но на него в конверте ничего не было.

Я выключил свет, откинулся на сиденье и всерьез подумал остаться тут до утра. Никого не видеть. Ни с кем не разговаривать. Все вокруг изменилось, люди, смыслы, но в саннстране еще жило прошлое, щемящая недосказанность в нем, и эхо его извечных «куда бы заехать пожрать», «блин, смахни и садись». Мой прежний мир так съежился, что умещался в автомобильном салоне. Это было похоже на вымирание.

Большой черный зонт перекрыл окно. Дверь распахнулась, впуская гудящий дождем внешний мир.

– Малой! – узнал я голос раньше, чем увидел лицо. – Вот ты зарылся. Еле нашел.

Влад, высокий-взрослый-сияющий, приподнял зонт, а вместе с ним бровь.

– Не помешаю?

Я молча отполз. Он залез, отряхиваясь от дождя. Скинул зонт в ноги, огляделся.

– Ты вернулся в прошлый модус, – ради приличия заметил я. – Что бы это значило?

– Что в вашем мире стремно быть маленьким.

– Я думал, вам нужно больше времени, чтобы пересобраться. И что волосы отрастают не сразу.

– Кому как везет, малой. Мне вот – везет. Ого, это лыжные палки?

Я подумал, что надо успеть все прибрать, прежде чем Минотавров саннстран перейдет Ольге. Черт знает, куда еще Хольд мог понапихать поддельные документы, билеты и телефоны.

– Задачку ты мне подсунул не из простых, – без прелюдий начал Влад. – Если бы сразу сказал, что эту штучку нельзя найти обычным способом, я бы слился. Не люблю работать на земле. Правда, если бы потом ты добавил, что она ведется на твое имя, как собачка на лакомство, я снова был бы к твоим услугам. Один вопрос: это точно побочный квест? Уж очень закрученный.

– Где она?

– В хорошем месте. Не это самая важная часть.

– А? Ну да. Ты очень выручил, спасибо большое, что бы я без тебя делал.

– Не, я не о… Хотя ладно, продолжай.

Я, конечно, не продолжил, но Влад умел довольствоваться малым.

– Дай угадаю, – насмешливо протянул он. – Штучка как-то связана с Русалкой? С феями?

Я напрягся:

– С чего ты решил?

Энтроп помолчал:

– Если нет… вероятно, грядет большая расторговка. Они не вылезают из норы ради мелочевки. А штучка явный козырь, раз одним днем понадобилась всем.

– Да о чем ты вообще?

Я снова включил верхний свет. Влад поморщился, попытался его выключить:

– Не рушь интим.

Я не дал ему это сделать.

– В отельчик заявились феи. Но не просто феи. Любимицы двора, отправители личной власти ее шизанутого величества. Видные прошмандовки. Мы разминулись на полповорота.

Я нахмурился без какой-либо мысли в голове.

– Все в порядке. Они видели только пацанов и ничего не срастили, иначе охотно удобрили бы мной фундамент новостройки. Что касается штучки: да, ее выселили, но ты зря переживал. Когда мы нашли отель, ее уже приняли в семью и вязали зимний свитер, преимущественно из кошачьей шерсти.

Новости Влада мне не понравились. Но я попытался мыслить здраво. В приступе гнева на госпожу-старшего-председателя Хольд мог рассказать Русалке что угодно. А после, в приступе благости, забыть об этом пожалеть. Но как феи нашли отель? Никто, кроме нас с Ариадной, не знал о нем. Да что там – никто даже не знал, что она больше не в лабиринте. Мысль эта вдруг царапнула, я вдумался в нее, и меня окатило. Чужим знанием, струящимся сквозь меня, но куда важнее – не-знанием, мгновенно переставшим быть таковым, когда, придавленный никой, в луже собственной крови, я всмотрелся во что-то огромное, разумное, управляющее Шарлоттой из системы. А оно всмотрелось в меня. Теперь оно тоже знало.

– Так что, поехали? Или ты еще под домашним арестом?

Света не было. Я оглядел темноту салона, чужой сгустившийся силуэт и переспросил:

– Куда поехали?

– К штучке, – удивился Влад. – В салон. Девчонки ее заземляют. Или эту часть ты тоже прослушал?

– Наверное, – рассеянно откликнулся я. – Заземляют?

В ответ я услышал выразительный, не-делающий-поспешных-выводов присвист:

– Через пару улиц ждет такси, там и расскажу. Только постарайся на этот раз быть благодарным слушателем. Потому что, право дело, малой, я не люблю, когда…

В такси он рассказал следующее.

– Они не всегда были такими. Феи, в смысле. Но борьба за равноправие озлобляет. Когда мир был больше, а путешествия дольше, никто никого не трогал. Никто никого не видел! Мы выживали по отработанной схеме, как умели. Но затем пришла Большая Ответственность…

– Вторая мировая? – предположил я,