– Откуда ему знать? – возразила Настя. – Еслитолько ты ему сказал. Но ты же не говорил? – Она вопросительно поднялаголову.

– Разумеется, нет. Зачем же я буду выдавать Гордеевутвои секреты, хоть и знаю его давным-давно. Вот, кстати, тебе еще примертесноты нашего круга. Вообще запомни: этим отличаются две профессии –юридическая и медицинская. Только если в медицине династии приветствуются, то унас – нет. Считается, что если папа врач, мама врач, сын врач, то это семейнаяприверженность идеалам гуманизма. А если юрист – сын юриста, то все думают, чтонепременно блатной, что папочка сынка пристроил.

– А почему так?

– Какая-то правда в этом есть. Все-таки много лет у МВДбыли и престиж, и власть, и, соответственно, возможности. Часть сынков и прочихродственников и в самом деле были «пристроенные». Но другая-то часть – онасовсем иная. Порой это даже бывает трудно объяснить. Вот ты, например, типичнаямилицейская дочка. Прекрасно училась в физико-математической школе, передглазами, с одной стороны, блестящая карьера матери, с другой – этот твойсуперматематик Лешка. А ты? Пошла в милицию. Можешь объяснить, почему?

– Не могу, – вздохнула Настя. – Гены,наверное.

– Какие гены? – Леонид Петрович легонько щелкнулНастю по носу. – Твой родной отец в милиции никогда не работал.

– Но воспитывал-то ты, – резонно сказалаНастя. – Не отвлекайтесь, папаша, рассказывайте мне про ваши околонаучныедела.

Заканчивался вторник, шестнадцатое июня. День, когдапохоронили Ирину Филатову. День, когда освобожденный после семидесяти двухчасов пребывания в камере Дмитрий Захаров решил, что убийцу своей случайнойпопутчицы он бы задавил собственными руками. День, когда давно и глубокоженатый Юра Коротков ни с того ни с сего понял, что влюбился в свидетельницуЛюду Семенову, тридцати девяти лет, замужнюю, мать двоих детей. День, когда надничего не подозревающим полковником Гордеевым проплыло легкое светлое облачко,которого Виктор Алексеевич и не заметил.

* * *

Следующие дни показали, что Леонид Петрович оказалсяпророком. Коротков, Ларцев и Доценко, работавшие по делу Филатовой ипроверявшие версии убийства из корыстных побуждений или из ревности, приходилина работу измученные и раздраженные.

– Чтоб они все провалились! – кричал в сердцахневысокий седоватый Володя Ларцев после беседы с преподавателем Академии МВДБогдановым. – Я его спрашиваю про Филатову, а он смотрит на меня своимихолодными глазами и вдруг цедит сквозь зубы: «Вы какой вуз оканчивали? Ах,Московскую школу! Вам оперативно-розыскную деятельность, наверное, профессорОвчаренко читал? Сразу видно, что он вас ничему не научил. Вы совершенно неумеете вести опрос». Каково, а?

Подозрения Короткова в адрес отсутствовавшего на похоронаххирурга Корецкого оказались беспочвенными: на правах старого друга дома оноставался в квартире у Филатовых, помогая готовить стол для поминок. Из всехпроверяемых по версии «ревность» он был самым приятным собеседником, но это,подумал Коротков, скорее всего оттого, что сотрудники ГУВД были прикреплены кдругой поликлинике, что лишало Корецкого возможности небрежно бросить: «Кто вашначальник? Гордеев? Знаю, знаю, он у меня лечился».

У всех мужчин, в том числе и у бывшего мужа Филатовой, и убезжалостно брошенного Валеры с двумя автотранспортными судимостями, былотвердое алиби и полное отсутствие мотивов для убийства. Семенова непреувеличивала, когда говорила, что Ирина умела организовывать свою личнуюжизнь, ни в ком не вызывая ни ревности, ни подозрений.

Корыстные мотивы тоже не просматривались. Ирина и ее отецжили на две свои зарплаты, в коммерческой деятельности участия не принимали,богатыми наследниками не были. Из драгоценностей в доме были две золотыецепочки, одна Иринина, другая – с кулоном – ее матери, и три обручальных кольца– самой Ирины и ее родителей. Как сказал отец, Ирочка предпочитала серебро, нои его было немного, хотя вещи отличались изысканным вкусом. Много денегФилатова тратила на книги, любила дорогую парфюмерию и особенно духи. Одежда,напротив, была недорогая и, как выразился Миша Доценко, повседневная. Нет,никаких признаков того, что в семье есть какие-то доходы, помимо зарплаты, невидно. Ни машины, ни дачи. Оставался невыясненным вопрос о деньгах на кооператив,которые Ирина будто бы должна была откуда-то получить. Отец об этих деньгахничего не знал, как и вообще о том, что Ирина собиралась вступать в ЖСК:«Ирочка очень скрытная была. О радостных событиях никогда не сообщала заранее,всегда постфактум. А о неприятностях тем более не рассказывала». Вопрос так иостался открытым, но был признан Ларцевым и Доценко потерявшим актуальность,так как история произошла, как выяснилось, в 1987 году, то есть пять лет назад.

Дело, казалось, зашло в тупик.

– С любовью и деньгами, этими двигателями прогресса, мыпокончили, – глубокомысленно заявил Ларцев. – Переходим к менееволнующим проблемам.

С этими словами он положил перед Юрой Коротковым Настинузаписку.

– Займешься? Аська просит нарисовать ей Павлова из МВДРоссии. Не знаешь, зачем?

– Какая разница? Просит – нарисуем.

Юра быстро выхватил у Ларцева записку, стараясь скрыть оттоварища свою радость. Еще бы! Это же повод позвонить Людмиле! «Уймись,дурень, – мысленно осадил он себя. – Она про тебя и думать забыла.Очень ты ей нужен». Но на поверхность сознания чья-то коварная рука упорновыталкивала воспоминание о ее тихом голосе: «Я не шучу. Женитесь на мне».

Если правда, что деньги тянутся к деньгам, а беда – к беде(не зря же говорят: пришла беда – отворяй ворота), то любовь должна тянуться клюбви. Ибо влюбленный в свидетельницу Семенову сыщик Юра Коротков узнал изразговора с ней нечто такое, что позволило вновь поднять закрытый было вопрособ убийстве Ирины Филатовой на почве неразделенной любви.

Сотрудник Штаба МВД России полковник милиции ПавловАлександр Евгеньевич, по утверждению Людмилы Семеновой, ухаживал за Ириной,причем делал это отчаянно и весьма своеобразно. Сначала были чуть ли неежедневные посещения института с цветами и подарками, публичное целованиеручек, приглашения всех сотрудников отдела на принесенный свежайший торт,восклицания: «Ирочка, я ваш раб! Ирочка, вы – совершенство!» Ирину этооткровенно забавляло, она мило улыбалась, подшучивала над ухажером, но его этоничуть не обижало.

Внезапно все переменилось. Прекратились цветы, чаепития икомплименты. Павлов перестал наезжать в институт и превратился в злобногомальчишку, который дергает за косы и старается побольнее ущипнуть как раз тудевочку, которая ему нравится. Он буквально терроризировал Иру, постояннопридирался к подготовленным ею документам, без конца вызывал в министерство. Ноона все сносила, выдержки и терпения ей было не занимать. Штаб – основнойзаказчик на научную продукцию отдела, и ссориться с ответственными работникамибыло нельзя. Влюбленный Павлов стал притчей во языцех, а Ирину называливеликомученицей и дружно ей сочувствовали.