Настя, вздохнув, убрала фотографию и начала разбирать дваогромных бумажных мешка, в которых привезли содержимое сейфа и стола Филатовой.До конца рабочего дня оставалось два часа.

* * *

До конца рабочего дня – пятницы, девятнадцатого июня –оставалось два часа. Гордеев закончил подготовку к визиту Ковалева и, взглянувна часы, решил, что сегодня, пожалуй, беседа уже не состоится. Он не хотелзвонить Ковалеву и приглашать его к себе, он ждал, пока тот после очередногозвонка Ольшанскому объявится сам.

И Ковалев объявился. Худощавый, подтянутый, с густыми,откинутыми назад волосами цвета спелой пшеницы, элегантный, в безукоризненномкостюме и при галстуке, несмотря на изнуряющую жару. «Небось не только кабинет,но и машина с кондиционером, – подумал Гордеев. – Никакая жара ему нестрашна. Ничего, у меня в кабинете быстро вспотеешь».

– Виталий Евгеньевич, – начал осторожноГордеев, – я полагаю, что вы, как отец потерпевшей, имеете право знать,что мы делаем для того, чтобы найти и изобличить преступника. Если он до сихпор не задержан, то это не означает, что мы бездельники и не ищем его.

– Что вы, что вы, – быстро возразилКовалев, – я совсем не имел это в виду. Я действительно ежедневно звонилКонстантину Михайловичу, но вы должны понять: я отец…

– Понимаю, – ласково поддакнул полковник. – Яценю вашу деликатность, это, знаете ли, редко встречается. Я знаю, что вы нежаловались ни руководству Ольшанского, ни моему. По-видимому, вы с пониманиемотноситесь к нашим трудностям – нехватке кадров и чрезвычайно высокой нагрузкеоперативно-следственного аппарата, и мы вам за это благодарны…

Колобок, привыкший говорить короткими рублеными фразами,написал этот изысканный текст заранее и выучил наизусть. Он хотел усыпитьКовалева и создать у него впечатление, что «интеллигентные люди всегда смогутдоговориться».

– Поэтому, – продолжил Гордеев, бросив взгляд належащую перед ним шпаргалку, – я проинформирую вас о ходеоперативно-розыскных мероприятий, предпринятых по делу об изнасиловании вашейдочери. Во-первых…

Виктор Алексеевич добросовестно и нудно перечислял все, чтов течение трех недель сделала группа, возглавляемая Игорем Лесниковым, сыпалцифрами, указывавшими на количество проверенных подростков, половыхизвращенцев, хулиганов, лиц, стоящих на различных учетах. Дабы не быть голословным,полковник даже достал из сейфа пухлый конверт и потряс им перед Ковалевым.

– Здесь фотографии всех, кого мы могли бы насегодняшний день подозревать в совершенном преступлении. Как только ваша дочьпоправится настолько, что сможет давать показания, эти снимки будут ейпредъявлены для опознания. Видите, как их много? Проделана гигантскаякропотливая работа! – Гордеев неловко махнул рукой, часть фотографийвывалилась из конверта и заскользила по гладкой полированной поверхности столапрямо к Ковалеву. Виталий Евгеньевич с любопытством разглядывал лица наснимках.

– Будьте любезны, подайте, пожалуйста, фотографии, мнене дотянуться. – Смущенный своей неловкостью, Колобок быстро собиралснимки со стола.

Первый этап проехали благополучно, отметил про себя Гордеев.Ты подержал в руках фотографию Шумилина и не узнал его. Значит, ты его непомнишь. Немудрено, четыре года прошло, а таких Шумилиных у тебя, как ународного заседателя, не меньше десятка было. Фокус с нечаянно выпадающими изконверта фотографиями Виктор Алексеевич проделывал в своей жизни множество раз.

– Но, – Гордеев убрал конверт обратно в сейф иснова водрузил на нос очки, – среди всех этих людей есть один человек, вотношении которого подозрения особенно сильны, а улики особеннокрасноречивы. – Он сделал паузу. – Это некто Шумилин СергейВикторович, 1968 года рождения, племянник президента Фонда поддержкипредпринимательства Виноградова.

Ковалев замер, на скулах выступили красные пятна, глазасудорожно заметались.

– Вы… вы уверены? – выдавил он.

Гордеев молчал, делая вид, что перебирает бумаги на столе.

– Нет, – снова подал голос Ковалев, – этокакая-то ошибка. Я знаю Сергея… Сережу много лет. Это очень хороший мальчик.Серьезный, добрый, честный. Я, собственно, дружен с Виноградовым… Мы дружимдомами… Повторяю, я прекрасно знаю Сережу. – Голос его окреп, он овладелсобой и выбрал линию поведения. – Уверен, что это трагическая ошибка.Этого просто не может быть.

«Да, как же, знаешь ты его, – подумал Гордеев. –Может, и слышал от дядюшки, что у него есть племянник Сережа. Но Виноградовтебе наверняка не рассказывал, что племянник получил срок, хоть и условно, запьяную езду. Иначе бы ты мне тут не пел сейчас, какой твой Сережа серьезный ичестный».

Вслух же Виктор Алексеевич произнес:

– Вполне вероятно, что вы правы, Виталий Евгеньевич.Версия, как говорится, сырая, мы сами пока ни в чем не уверены. Я мог бы и неговорить вам всего этого, и вы были бы избавлены от лишних волнений, тем болееесли версия не подтвердится.

– Я уверен, что не подтвердится, – быстро встрялКовалев.

– Но я полагал, – мерно продолжал гнуть своеГордеев, – что, как отец потерпевшей, вы имеете право знать, в какомнаправлении ведется расследование. Иными словами, я не вижу причин скрывать отвас какую-либо информацию. Поверьте, я вам искренне сочувствую, тяжелосознавать, что в преступлении подозревается родственник близкого друга. Но яеще раз подчеркиваю: версия сырая, подозрений у нас пока больше, чем реальныхулик. Если ваша дочь его опознает – тогда другое дело. А посему у меня к вампросьба, Виталий Евгеньевич. Не надо пока выяснять отношения с Виноградовым. Ончеловек достаточно влиятельный, чтобы помешать следствию. Он захочет любымисредствами спасти своего племянника и может предпринять действия, которыепомешают нам поймать насильника, свяжут нам руки, выбьют почву из-под ног. Авдруг Шумилин в самом деле невиновен? А Виноградов своими необдуманнымидействиями не даст нам выявить истинного преступника. Так случается очень часто.Я полагаюсь на вашу рассудительность, Виталий Евгеньевич.

Гордеев закончил свой заготовленный монолог. Он радовался,что ему удалось ни разу не сбиться с гладкого текста.

– И все-таки я уверен, что Сережа не имеет к этомуникакого отношения, – уже у самых дверей повторил Ковалев.

Гордеев, вежливо поднявшийся, чтобы проводить посетителя,согласно кивнул.

– Дай-то бог, Виталий Евгеньевич, дай-то бог.

Вернувшись к столу, Виктор Алексеевич с удовлетворениемпоглядел на бланк выписанного следователем Ольшанским поручения на допросКовалева. «Вот и ладно, – подумал он. – А допрашивать я вас, товарищКовалев, буду тогда, когда вы начнете мне мешать. Если, конечно, начнете».

Полковник запер изнутри дверь кабинета, с облегчением снялгалстук, расстегнул рубашку, включил вентилятор и подставил разгоряченноевлажное тело под упругую струю воздуха.