– Я, помнится, даже сказала ей как-то: «Да отдайся тыему один раз. Может, отстанет».

– А она что? – спросил Юра.

– Посмотрела на меня с такой яростью, что я дажеоторопела. Лучше, говорит, нищему в подземном переходе отдаться, чем ему.Хотя, – добавила Люда, – Павлов внешне очень импозантный, ничегоотталкивающего в нем нет. Этот бугай из академии, Богданов, на мой взгляд, вдесять раз хуже. Что ж, сердцу не прикажешь, конечно, с кем миловаться – деловкуса.

– А может, дело принципа? Знать бы только,какого. – Юра отодвинул пустую чашку из-под кофе и потянулся запепельницей.

Они сидели в открытом кафе возле большой гостиницы,наслаждаясь предвкушением наступающего вечера, который принесет с собойпрохладу.

– Людочка, вы не торопитесь? Расскажите мне еще провашу подругу, – попросил Коротков.

– Я не тороплюсь. Муж повез детей в Мариуполь, кродственникам. Десятого июля я уйду в отпуск и поеду, сменю его на родительскойвахте.

Юра переваривал услышанное, стараясь сообразить, как емувоспользоваться полученной информацией. Неожиданно его собеседница добавила:

– Юрочка, не мучайте себя. У вас все на лице написано.У нас с вами вполне благополучные семьи. Я старше вас минимум лет на пять. Вызамучены и задерганы своей работой, а я устала от бесконечных конфликтов дома.Если вы согласны с тем, что в жизни должны быть светлые пятна, то на время додесятого июля вы можете рассчитывать.

– А потом? – глупо спросил Коротков, не в силахоторвать взгляд от ее глаз.

– А про «потом» не будем загадывать. Жизнь длинна инепредсказуема. Это, кстати, любимая Иркина фраза.

В пятницу, девятнадцатого июня, Гордеев вызвал ИгоряЛесникова.

– Что по делу Ковалевой?

– Как мы выяснили, судью и второго заседателя поканикто не беспокоил. В тексте приговора указаны трое свидетелей, дававших насуде показания против Шумилина. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсотвосемьдесят девятого года избит сын свидетеля Калинникова, дело не раскрыто,числится за сотым отделением милиции. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсотдевяностого года ограблена девочка четырнадцати лет, дочь свидетельницыТодоровой. У нее отняли золотую цепочку и серьги, карманные деньги, снялиамериканскую куртку и импортные кроссовки. Дело «висит» на семьдесят четвертомотделении. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсот девяносто первого годаизбит и ограблен внук свидетеля Пожидаева, территория сто семидесятого, тоже нераскрыто. В нынешнем году – Наташа Ковалева. У меня сомнений нет, ВикторАлексеевич. Таких совпадений не бывает.

– Согласен. Этот Шумилин далеко не дурак, хотя исволочь изрядная. Самих свидетелей не трогает, боится, что они его опознают,они же его на суде видели, да и во время аварии тоже. Можно было зло на женах имужьях вымещать – так нет, он детей выбирает. А знаешь, почему? Потому, чтодети скажут, что он большой взрослый дядька, для них все, кто старшепятнадцати, глубокие старики, а любой, кто выше ростом, кажется огромным. Тыэтого Шумилина видел сам-то?

– Глянул издалека, – усмехнулся Лесников. –Вы правы на все сто процентов. Ему двадцать три года, невысокий, худенький,внешне – пацан пацаном. Между прочим, за рулем, хотя его по суду прав лишили.Дядюшка, видно, постарался.

– Значит, так, Игорек. Попали мы с тобой между двухогней. Виталий Евгеньевич Ковалев, советник вице-премьера Аверина, спит ивидит, когда парламент потребует отставки премьера. У его шефа Аверина в этомслучае хорошие шансы самому стать премьер-министром. Ну и с ним вместе Ковалевподнимется. Уж не знаю, в курсе Аверин или нет, но Ковалев ведет активнуюработу в парламенте, опираясь на депутатскую фракцию, ратующую за снятие всехбарьеров на пути западного капитала в нашу страну. На эту агитработу, как тыпонимаешь, нужны деньги, и деньги дает ему президент Фонда поддержкипредпринимательства некто Виноградов. Лучшие, можно сказать, друзья и соратникипо политической борьбе. Если сказать Ковалеву, что его дочку изнасиловал роднойплемянник Виноградова… Ну, как ты думаешь, что нам с тобой ответит Ковалев?

– Что нас гнать надо поганой метлой. Что мы не умеемраскрывать преступления, что хватаем первого, кто под руку попадается, что унас по тюрьмам одни невиновные сидят, а матерые преступники гуляют на свободе.Весь джентльменский набор.

– Молодец. А что нам скажет следователь?

– Это смотря по тому, какие доказательства мы емунайдем. Дело находится в производстве у Ольшанского, он мужик вообще-токрепкий. Может, он и не испугается Ковалева.

– Может, и не испугается. – Гордеев погрыз дужкуочков. – Может, и не испугается, – повторил он задумчиво. –Ладно, поезжай к следователю, расскажи ему все побасенки про шумилинскуювендетту. Пусть начнет работать с потерпевшими по прошлым делам. Детки,конечно, будут напуганы, да и время прошло, но – вдруг что-нибудь получится.Про Виноградова пока помолчим. Для Ольшанского Шумилин – ранее судимый, и все.Хоть следователь у нас и крепкий мужик, но пугать его раньше времени не будем.Пусть он сам тебе скажет, какие ему нужны доказательства, чтобы предъявитьШумилину обвинение и чувствовать себя уверенно. А уж мы тут придумаем, как этидоказательства добыть.

После ухода Лесникова Виктор Алексеевич вскочил и покатилсяупругим мячиком по кабинету, огибая длинный приставной стол для совещаний. Неошибся ли он, пытаясь скрыть от следователя информацию? Собственно, информацияэта для расследования не нужна, но все же, все же… Не получается ли, что онподставляет Ольшанского под удар, которого тот не ждет? А какой такой удар? Чтоособенного грозит Ольшанскому? Неприятный разговор с отцом потерпевшей? Нефакт. Ковалев вполне может оказаться порядочным человеком и не будет чинитьследствию никаких препятствий. Почему он, Гордеев, заранее против негонастроен? Да и Ольшанский не из пугливых, тут Лесников прав. Чем его так ужсильно можно напугать? А вдруг это не Шумилин? Вдруг они ошибаются? Совпадениймного? Гордеев хмыкнул. За четверть века в розыске он узнал, какие невероятные,какие неправдоподобные бывают совпадения. Из-за этих совпадений жизнь и судьбачестного человека не раз висят на тонюсеньком волоске. И бывает, к сожалению,что волосок рвется. Бывает.

Гордеев подкатился к креслу, снял телефонную трубку. Ударнадо принимать на себя.

– Константин Михайлович? Приветствую. Гордеев.

– День добрый, Виктор Алексеевич. Рад васслышать, – раздался в трубке слегка картавый говорок Ольшанского.

– Константин Михайлович, к вам сейчас мой Лесниковприедет насчет Наташи Ковалевой. У нас тут идейка одна появилась, он вамрасскажет. Но пока все очень приблизительно. Хочу вас попросить, вы мненапишите отдельное поручение на допрос отца потерпевшей. Лесников как раз изахватит. Все-таки версия очень спорная, так я уж сам отдуваться буду. Чтобывам не краснеть, если мы ошиблись.