Стоял теплый слякотный февраль, в комнате было душно дажепри открытой настежь форточке. Заказчик почувствовал, что руки его сталиледяными. Значит, все-таки знает…

* * *

Машина свернула с Садового кольца на Каляевскую улицу.

– Дальше куда? – спросил Захаров.

– Все время прямо. Знаешь, я рада, что ты менянашел. – Настя тронула его за плечо. – Как ты додумался?

– Большого ума не надо, – усмехнулся Дима. –Этот молодой черноглазый – он в вашем отделе работает?

– Доценко? В нашем. Что-нибудь не так?

– Хороший мальчик. – Дима одобрительнокивнул. – Умеет спрашивать. Фразы короткие, ни одного лишнего слова,никакого давления. Чуть-чуть подталкивает, сразу и не заметишь. Уж на что язлой был, а разговор в машине почти дословно вспомнил. Хороший мальчик, –еще раз подтвердил он. – Такой незаменим в работе со свидетелями.

– Да, – рассеянно повторила Настя, –незаменим. И все-таки зачем ты меня искал?

– Сам не знаю. – Захаров пожал плечами. –Жалко мне ее.

– Кого жалко? – удивилась Настя.

– Эту… Филатову. Вот ведь глупость! – Онозадаченно хмыкнул. – Полчаса был с ней знаком, да что там знаком – имядаже не спросил, трое суток из-за нее в камере проторчал и вдруг понял, что мнеее жалко.

– И ты два часа ждал меня на улице, чтобы сообщить обэтом?

– Если совсем честно, то я хотел тебе сказать, что будурад оказаться полезным. Вы там в МУРе все такие, конечно же, умные и опытные,но в жизни всякое случается. Вдруг да пригожусь. Ни разу мне потерпевших не быложалко так, как сейчас. Видно, чем-то она меня задела. Так что имей это в виду.

– Спасибо. Очень трогательно, – суховато ответилаНастя. – Сейчас направо на мост. Ты хоть понимаешь, что с тебя самогоподозрение еще не снято окончательно?

– Ну что ж поделать, потерплю, – миролюбивоответил Дима. – Хороший район, зеленый, тихий. Живешь здесь?

– Здесь родители живут. А я на Щелковской.

Прощаясь с Настей, Дима придержал ее за руку, вгляделсявнимательно.

– А ты не меняешься. Все такая же девчушка в джинсикахи с длинным хвостом на затылке. Тебе сейчас сколько?

– Тридцать два, – улыбнулась Настя.

– Не замужем?

– Не смеши меня. Спасибо еще раз, что подвез.

Когда встал вопрос о размене квартиры, основным аргументом уНастиного отчима было то, что «трое бумагомарак на одной кухне не уживутся».Пока Настя училась в школе и в университете, а Леонид Петрович работал напрактике, или, как говорят, «на земле», трехкомнатная квартира была наполовинузавалена бумагами и рукописями Настиной матери, известного ученого-лингвиста.Потом и Настя стала выкраивать уголки для своих бесчисленных листочков имудреных расчетов. А уж когда Леонид Петрович, покончив с практической работой,перешел с должности начальника РУВД в Высшую юридическую заочную школу милициипреподавать оперативно-розыскную деятельность, в квартире стало по-настоящемутесно.

Теперь Настя жила отдельно, на другом конце Москвы, но уродителей бывала часто, особенно с тех пор, как мать на два года пригласили наработу в Швецию. Леонид Петрович был в отличие от Насти человекомхозяйственным, обеды готовить не ленился, но самое привлекательное состояло втом, что квартира родителей находилась гораздо ближе от Петровки, чем Настинособственное жилье. Если остаться ночевать, то утром можно спать минут на сорокдольше.

Уютно устроившись в мягком кресле, Настя смотрела, как отчимразбирает небольшой пластиковый пакет – мать с оказией передала посылку. Вынувмаленькую плоскую коробочку, Леонид Петрович протянул ее Насте.

– Твои игрушки. У тебя, наверное, уже полный наборесть?

– Нет предела совершенству, – отшучивалась Настя.И вдруг спросила: – Пап, а кто такой Богданов?

– Богданов? Бывший начальник ГУВД Москвы. Ты в своемуме, родная?

От удивления Леонид Петрович даже выпустил из рук журнал покриминалистической технике, который ему прислала жена.

– Не тот. Богданов из академии, с кафедры организациирасследования преступлений.

– А, – облегченно вздохнул отчим. – Знаю,конечно. Родственные кафедры, мы все друг друга знаем. Зачем он тебе?

– На всякий случай. А Идзиковского из Интерпола знаешь?

– Фамилию слышал, но лично не знаком. Еще вопросы?

– А с Филатовой Ириной Сергеевной из НИИ МВД тывстречался?

– Приходилось. Ты что, мой моральный облик проверяешь?Настасья, кончай темнить. Говори, в чем дело.

– Филатова умерла, – выпалила Настя.

– Да что ты?! – Леонид Петрович охнул и присел надиван. – Может, это не та Филатова? Та была молодая совсем, красивая.

– Та самая, папуль. Убита.

Настя встала с кресла и села на пол рядом с отчимом, положивголову ему на колени.

– Единственная версия, которая есть на сегодняшнийдень, – убийство из ревности. А у Филатовой все романы – с офицерами изМВД. И я буду сидеть здесь, у твоих ног, как верный пес, до тех пор, пока тымне не расскажешь, как и чем живут научные работники и преподаватели. Из-зачего они ссорятся друг с другом, на какие темы пишут анонимки, какие шагипредпринимают, чтобы подсидеть другого, каким способом сводят счеты и такдалее. Идет?

Леонид Петрович огорченно усмехнулся:

– Вот и с тобой случилось то, чего я всегда боялся,пока работал «на земле». Приходится вести расследование среди своих. Ты дажепредставить себе не можешь, как это трудно. Особенно когда ты молод.Милицейский круг – тесный круг. Не просто узкий, а именно тесный, не можешь повернуться,чтобы не наткнуться на знакомого, родственника знакомого, сослуживцародственника, бывшего ученика, соседа начальника и прочее. В этом тесном кругуневозможно никого ни о чем спросить, я уже не говорю – допросить, потому чтокакие могут быть серьезные разговоры между своими? Ты разговариваешь счеловеком, которого подозреваешь в преступлении, а он на все твои доводыотвечает: да ладно, да брось ты, ну мы же свои люди, ты же понимаешь. И хлопаеттебя по плечу. И предлагает выпить. А чуть что не так – будь уверена, тут жепоступит звоночек твоему Гордееву, с которым они или в санатории вместеотдыхали, или на банкете водку пили, или еще как-нибудь знакомы. Ты что же это,Виктор Алексеевич, ты давай ребят своих приструни, не годится так, обидели, понимаешь.В общем, наплачешься.

– Нет. – Настя грустно покачала головой. – Ненаплачусь. Меня Колобок к ним не выпустит. Плакать будут наши мальчики. Как тыдумаешь, папа, почему меня Колобок на привязи держит?

– Ума не приложу. – Леонид Петрович погладил Настюпо голове. – Может быть, он знает про твои… м-м-м… мягко говоря, про твоиособенности?