На скамейке у подъезда она заметила рыжего лохматого парня,увлеченно уткнувшегося в книгу. Рядом с ним лежали сваленные в кучуполиэтиленовые сумки, из которых торчали зеленые перья лука, длинный золотистыйбатон, матово и аппетитно просвечивали сквозь прозрачную пленку алые помидоры.Когда Настя поравнялась со скамейкой, парень оторвался от книжки и принялсясудорожно собирать пакеты.

– Аська, ну что же ты, в самом деле… Мы же договорилисьс тобой устроить праздник. Ты сама сказала, чтобы я пришел к шести, а уже почтивосемь…

– Чучело, – беззлобно сказала Настя. – Этишесть часов были в пятницу, а сегодня понедельник. Я в пятницу тебя весь вечерпрождала. – Она вошла в подъезд, придержав дверь для нагруженного сумкамирыжего.

– Как в пятницу? – растерянно пробормотал парень,пытаясь справиться одновременно с дверью, выпадающей из-под мышки книгой исползающими с носа очками. – Я был уверен, что пятнадцатого. Пятнадцатоесегодня? Правда? Неужели мы договаривались на пятницу? Опять я все напутал…

Они поднялись на лифте на восьмой этаж, Настя отпиралаквартиру, а ее спутник все продолжал сокрушенно сетовать на свою рассеянность.

– Ну хорошо, – устало сказала Настя, бессильноопускаясь в прихожей на стул и вытягивая ноги, – с памятью у тебя плохо.Но с логикой-то должно быть все в порядке. Ты же математик. Кто устраиваетпраздники по понедельникам? Все, не хочу больше говорить на эту тему. Если б язнала, что ты явишься с продуктами, я бы не истязала свое нежное тело хождениемпо магазинам.

Рассеянный и чудаковатый математик Леша был, однако, ненастолько не от мира сего, чтобы не заметить перемену в настроении своейподруги. «Истязание нежного тела» – это уже намек на юмор, на улыбку, а значит– его готовы простить.

Леша и Настя были знакомы почти двадцать лет, вфизико-математической школе они учились в одном классе. Все эти годы онпреданно, как-то очень по-детски любил Настю. Ее бесцветная внешность не имеладля него никакого значения, он, казалось, просто не знал, как выглядит еговозлюбленная. Периодически Леша вдруг распахивал глаза и замечал вокруг себякрасивых, эффектных женщин, неистово влюблялся в них, терял голову отобуревавших его желаний, но все это длилось до тех пор, пока объект егобезумной страсти не удостаивал рыжего математика десятиминутной беседой. Пылкоечувство тут же умирало, ибо каждый раз выяснялось, что разговаривать и вообщепроводить время он может только с Настей. Со всеми остальными женщинами, равнокак и с большинством мужчин, ему было скучно. После своих неудачных эскапад онприходил к Насте и со смехом рассказывал, как он в очередной раз разочаровалсяв красивых женщинах. Настю это не раздражало – ей было с ним удобно.

Все в этот вечер было как обычно. Леша усадил Настю накухне, поставив ей под ноги таз с холодной водой, и начал проворно готовитьужин, одновременно рассказывая, как он провел те несколько дней, что прошли сих прошлой встречи. Красиво накрыл на стол, налил Насте мартини со льдом, себеоткрыл пиво. Посмотрели по телевизору детектив. Настя слушала своего рыжегогения вполуха, умиротворенно думая, как хорошо, что на свете существуют такиевот Леши, которые ничего от тебя не требуют, в то же время давая тебевозможность не чувствовать себя старой девой.

Леша уснул, утомленный бурным проявлением чувств, а Настявсе лежала с открытыми глазами, думая об Ирине Сергеевне Филатовой. Запущенныйна полную мощность мозг никак не хотел отключаться. Настя осторожно встала,накинула халат и вышла на кухню. Достала из сумки захваченную с работыфотографию, сделанную в квартире Филатовых, прислонила ее к керамическойвазочке на кухонном столе. Что же в этом снимке не так? Что не так? Что?

Из морга на улице Россолимо провожающие в последний путьИрину Филатову отправились на Пятницкое кладбище у Рижского вокзала, где былапохоронена ее мать. Желающих проститься с Ириной оказалось на удивление много.Юра Ковалев шел в толпе, крепко держа под руку Люду Семенову, подругу исослуживицу покойной. Ему нужен был человек, хорошо знающий окружение погибшейи способный во время скорбной церемонии отвечать на вопросы, а не биться вистерике.

Володя Ларцев, который вместе с Мишей Доценко опрашивалженщин, посоветовал обратиться к Семеновой, а чутью Ларцева Юра Коротковдоверял безоговорочно.

– Вы, наверное, считаете меня бесчувственной? –тихо спросила Людмила. – Я в своей жизни столько близких похоронила, чтостала относиться к смерти философски. Если бы одни люди умирали, а другие –нет, тогда смерть можно было бы считать трагической несправедливостью. Почемуумер этот человек, а не другой, почему одному выпало жить вечно, а другому нет?Но уж коль скоро бессмертия нет, то смерть надо воспринимать как явлениенормальное и неизбежное. Я не права?

– Не знаю, – серьезно ответил Коротков. – Яне готов вам ответить. Посмотрите, кто идет рядом с отцом Филатовой? – Онкивком головы указал на крепкого темноволосого мужчину с усами и восточнымразрезом глаз.

– Бывший муж, Руслан Баширов. А с ним рядом – его новаяжена.

Поймав изумленный взгляд своего спутника, Людмила чутьулыбнулась.

– Вот такая была наша Ирка. Ни с кем никогда нессорилась. Она всегда говорила, что самое ценное в жизни – это хорошиеотношения с людьми. Если мужчина и женщина расстаются, это ведь не означает,что кто-то из них непременно плохой. Просто им перестало быть хорошо вместе.Мало ли по каким причинам. Но если люди не могут жить вместе и спать в однойпостели, это не означает, что им заказано общаться и дружить. Новая женаРуслана, кстати, прекрасно относится к Ирине… то есть относилась. Ирка сосвоими поклонниками даже к ним в гости ходила.

– Действительно, не совсем обычно, – согласилсяЮра. – Кроме мужа, здесь есть еще… как бы это поделикатнее сказать…мужчины, с которыми Ирина… – Он замялся. Обстановка кладбища не позволяла емуупотребить обычное слово «любовник».

– Вы не стесняйтесь, Юра. – Семенова чуть сжалаего локоть. – Я ведь сама бывший следователь. Задавайте мне любые вопросы.И можете быть уверены, что я, в свою очередь, не стану задавать вам такиевопросы, на которые вы не можете отвечать.

– Людочка, – искренне произнес Коротков, – вы– чудо. Если бы вы не были замужем, я бы сделал вам предложение.

– Так сделайте, – неожиданно просто ответилаСеменова.

– Не шутите так. Мы с вами все-таки напохоронах. – Юра легонько погладил ее пальцы, спокойно лежащие на егопредплечье.

– А я не шучу. – В голосе женщины послышаласьгоречь. – Вы женитесь на мне, а он – на своей мамочке. И мы будем ходитьдруг к другу в гости.

«Знакомая история, – грустно подумал Коротков. –Обожает властную, нетерпимую мать и всю жизнь сравнивает с ней жену, которая всравнении неизменно проигрывает. Добрая половина известных мне супружеских паркак раз так и живет».