— Так-так, и что было дальше?

— Она вышла из машины, вы вышли из машины, очевидно,показали друг другу водительские удостоверения, записали данные.

— Как держалась молодая женщина, выйдя из машины?

— Похоже, была ошеломлена, — сказал я. — Держалась рукой зашею. Даже потом, когда вы показали свое водительское удостоверение, а оназаписывала, видимо, ваш адрес, она продолжала потирать шею левой рукой.

— Что потом?

— Потом она села в машину и уехала.

— Вы помните, где точно произошла авария?

— Конечно. На восточной стороне Главной улицы, не доезжаяпересечения с Седьмой улицей. Как раз напротив входа в кинотеатр.

Холгейт сказал:

— Мистер Лэм, у меня к вам просьба.

— Какая?

— Хочу, чтобы вы дали письменные показания под присягой.

— Что ж, не возражаю, — сразу согласился я.

Не скрывая радости, Холгейт обратился к секретарше:

— Набросай-ка поскорее, Лоррен. Поточнее, сделай слово вслово.

Девушка, кивнув, встала и направилась к двери.

Когда захлопнулась дверь, я заметил:

— Удивительная женщина.

— Одна из самых знающих и энергичных секретарей, какие уменя были, — ответил Холгейт. — Именно такие мне нужны.

— К тому же одна из самых красивых, — отметил я. — Да и еепомощница совсем недурна.

— Витрина, мистер Лэм, — ухмыльнулся Холгейт. — Приходитсядержать красавиц. Доводилось ли вам когда-нибудь покупать дом?

— Насколько помню, нет.

— Что ж, всему приходит свое время, Дональд. Хотите хорошовложить деньги — покупайте участок здесь.

Как вы понимаете, я не могу предложить вам деньги за вашисвидетельские показания. В этом случае они потеряют силу. Но я мог бы кое-чтоподсказать и… Что я говорю? Никак не могу отделаться от привычки расхваливатьсвой товар. Так о чем мы говорили, Дональд?

— О секретаршах.

— Ах да, — вспомнил он. — Знаете, вы не видели еще одну.Потрясающая блондинка!

— Значит, у вас их три?

— У Лоррен — две помощницы. Одна сегодня выходная… Но вотчто я собирался сказать, Дональд, если вы договорились с агентом о покупке домаи пришли оформлять бумаги у секретарей, а вас встречает брюзжащая уродина, увас пропадет всякое желание иметь с ними дело. Я ценю красоту. Двое из моихдевушек выиграли конкурсы красоты. Они уже сами по себе довольнопривлекательны, а я к тому же прошу их быть благожелательнее, приветливее. Идтиклиенту навстречу.

Это мой девиз. На этом мы строим всю свою работу.

С того момента, как клиент впервые появляется у нас, мыстараемся поддержать в нем ощущение собственной значительности, настроить его должнымобразом… Посмотрите, например, как наши девушки выходят из машины. Не знаю,видели ли вы когда-нибудь хоть один из тех фильмов, что демонстрируют молодымженщинам, как надо благопристойно выходить из машины: изящно, как подобает леди— к черту эту чепуху! У нас они, выходя из машины, должны делать как разнаоборот.

Мы показываем им на пленке, как надо выходить, — это когдаони имеют дело с мужчинами. Если имеют дело с женщинами, ситуация, разумеется,другая.

— А если семейная пара? — спросил я.

— В этом случае им приходится работать собственными мозгами,догадываться, кто в семье главный, кто будет ставить свою подпись на нужнойстрочке. Знаете, Дональд, до чего же забавна психология мужчин. Бывая на пляже,они видят женские ножки целиком, и ножек масса. Но они смотрят, и только. Ностоит им лишь увидеть выходящую из машины девицу, если это выглядитнепроизвольно, увидеть мельком, знаете ли, всего на миг, — и не в купальнике, атолько краешек приоткрытой плоти — и мужчина сходит с ума. Он думает, что виделнечто!

А возьмите женщин. Вдумайтесь в их психологию. Когда на нихчулки и юбка и вы вдруг заглядываете за кромку чулка, они считают это большойнаглостью с вашей стороны, а уж если дело доходит до трусиков, — ужас, упасиБоже! Это их святая святых. Однако стоит назвать юбочку спортивной и сшитьтрусики из той же ткани, что и юбочка, — и что тогда? Они свободно сбрасываютюбку и расхаживают в трусиках лишь потому, что они сшиты из той же ткани, что июбка. Для меня это непостижимо!

Женская психология такова, что… Но, черт побери, Дональд! Яее использую. Я использую все. Любую психологию, чтобы только продать. А-а,готово…

Разговор оборвался. Лоррен Роббинс вручила мне дваэкземпляра документа и передала копию Холгейту.

Машинопись была идеальной — аккуратные ровные литерыновейшей электрической пишущей машинки.

Прямо как из типографии. Ни подчисток, ни вычеркиваний, нималейшей небрежности. И изложено слово в слово, как я говорил.

— Есть ли замечания? — спросил Холгейт.

— Абсолютно никаких, — сказал я.

Он передал мне авторучку.

Я поставил подпись.

— Не возражаете против присяги? — спросил он. — Чтобы былокак полагается.

— Абсолютно не возражаю.

Он взглянул на Лоррен Роббинс. Лоррен произнесла:

— Поднимите правую руку, мистер Лэм.

Я поднял правую руку.

— Вы торжественно клянетесь, что записанное в только чтоподписанных вами свидетельских показаниях соответствует истине? Да поможет вамБог!

— Клянусь.

В левой руке она держала наготове нотариальную печать, однуиз тех карманных никелированных штуковин, которую, выезжая на вызов, можносунуть в кошелек.

Подвинув к себе документ, Лоррен в том месте, где былонапечатано: «Подписано под присягой в моем присутствии октября пятого дня»,поставила свою подпись — на месте государственного нотариуса, оттиснула печатьи вручила документ Холгейту.

Взглянув на бумагу, Холгейт кивнул, встал из-за стола ипротянул мне руку для пожатия, давая понять, что разговор окончен.

— Большое вам спасибо, мистер Лэм. Как замечательно, чтограждане готовы добровольно сообщать о дорожных происшествиях, свидетелямикоторых они были. Лоррен отвезет вас обратно в отель, если только вы не хотитепосмотреть наши участки. В таком случае она готова пройти с вами и…

— Как-нибудь в другой раз, — прервал я его. — Как вамсказать… в данный момент я не расположен делать инвестиции. Нет свободныхкапиталов.