Виктория покачала головой:

— Не думаю, что они знают об этом.

— Так, может быть, тебе следовало сказать им. Яуверена, что они тогда не с таким восторгом навязывали бы мне своих дорогихглупцов, если бы знали, что я разведена.

— Это не преступление, Сара, — тихо заметила еемать, прекрасно зная, как Сара к этому относится. Для Сары это былопреступлением, непростительным грехом, который она сама не могла себе проститьи ни от кого не ждала другого отношения к этому.

— Здесь нечем гордиться. И большинство людей вряд лисчитают это ценным опытом.

— Я не считаю развод непоправимой бедой. Тыпознакомишься с людьми, которые не станут тебя осуждать. А когда придет время,ты сможешь поделиться с ними своими переживаниями, если почувствуешь в этомпотребность.

— Да, это похоже на болезнь. Необходимо предупредитьлюдей.

— Вовсе нет. Только если ты хочешь.

— Может быть, мне даже следовало бы носить какой-тоотличительный знак, как прокаженной. — Это было сказано с гневом, досадойи грустью, но она устала от надоедливых молодых людей, которые не представлялидля нее никакого интереса и которые чуть ли не срывали с нее одежду. — Тызнаешь, что этот святой Джилли делал в Довиле? Он украл мою одежду, когда япереодевалась, а потом вошел ко мне и пытался сорвать с меня полотенце. Ондумал, что это невероятно забавно.

— Какой ужас! — Виктория была потрясена. —Почему ты ничего не сказала?

— Я сказала ему. Я заявила, что, если он сейчас же неотдаст мне одежду, я пойду прямо к его отцу, и бедняга так перепугался, чтонезамедлительно отдал мне все и умолял никому не рассказывать об этом. Ондействительно был трогателен. — Такое простительно шестнадцатилетнемуюнцу, а не мужчине двадцати семи лет. И все они похожи друг на друга,инфантильные, избалованные, самонадеянные, невежественные, необразованные. Ейэто было невыносимо. — Я просто хочу, чтобы вы с папой знали, что я здесь,в Европе, не для того, чтобы найти мужа, — еще раз напомнила она матери,та кивнула, и Сара принялась снова упаковывать вещи.

Вечером Виктория упомянула об этом инциденте мужу ирассказала о молодом человеке в Довиле, он счел выходку глупой, но, безусловно,безобидной.

— Проблема в том, что она намного взрослее всех их. Онамного пережила. Ей нужен кто-то постарше, более опытный. Эти мальчики не имеютпредставления о том, как с ней обращаться. И если учесть еще ее ощущения, когдаее знакомят с кем-то, юнцы вызывают у нее только досаду. В Лондоне мы должны проявитьосторожность, знакомя ее с кем-либо. — Их план заключался не в том, чтобысовсем оградить ее от людей, а чтобы познакомить с теми, чье общество будет ейприятно, напоминая ей, что в жизни бывает не только одиночество. А все этикавалеры во Франции лишь убедили ее в преимуществе одиночества.

Они вернулись в Париж на следующий день и через несколькочасов пересекли Ла-Манш на пароме. В «Кларидж» они прибыли в обеденное время. Уконторки их встретил управляющий, который церемонно показал им их комнаты. Родителизаняли апартаменты с видом на Биг Бен и здание парламента. А у Сары былнебольшой симпатичный номер, отделанный розовым сатином. Взглянув на столик всвоей комнате, она заметила полдюжины приглашений, ни одно из которых ее необрадовало. Она даже не потрудилась открыть их, а мать напомнила о них заобедом. Обедали они у себя в номере, и Виктория объяснила дочери, что ониприглашены на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город вДестер, на пикник и на ленч, который семейство Кеннеди дает в их честь впосольстве на площади Гросвенор. Они были огорчены, когда Сара раздраженноспросила:

— Я должна ехать с вами? — В ее голосе было что-тожалобное, что напомнило матери о ее горе, но отец, твердо взглянув на нее,ответил:

— Давай не будем начинать все сначала. Мы все знаем,для чего мы здесь. Мы хотим повидать своих друзей и не собираемся наносить имоскорбление, отклоняя их приглашения.

— Но зачем им видеть меня? Это ваши друзья, отец, а немои. Им вполне будет достаточно вас. Он твердо опустил на стол кулак.

— Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой. В твоемвозрасте стыдно говорить такую ерунду. Будь вежливой, будь милой, приложи дляэтого немного усилий. Ты понимаешь меня, Сара?

Сара посмотрела на него ледяным взглядом, но он, кажется, незаметил этого, или ему были безразличны ее возражения. У него были свои причиныпривезти ее в Европу, и он не собирался отказываться от намерения снова вернутьее к нормальной жизни. И то, что она так сильно сопротивлялась, не имелозначения, он инстинктивно чувствовал, что именно это ей было необходимо.

— Тогда прекрасно.

Обед закончился в молчании, а на следующий день ониотправились в музей Виктории и Альберта и чудесно провели время, а за этимпоследовал изящный и строго официальный обед. Сара не проявляла недовольства.Она надела платье из темно-зеленой тафты, почти такого же цвета, как ее глаза.Большинство гостей казались ей избалованными и глупыми и на удивление неосведомленными о происходящих в мире событиях.

По пути домой Сара была спокойна, и родители не сталиспрашивать, хорошо ли она провела время. Ответ был очевиден. Второй официальныйобед ничем не отличался от первого, а чай оказался еще хуже. Саре пыталисьнавязать племянника, который, как со смущением призналась впоследствии даже егомать, был глуп и вел себя до неприличия инфантильно.

— Ради Бога, — набросилась Сара на мать, когдавечером они вернулись в «Кларидж», — что происходит с этими людьми? Почемуони хотят выдать меня замуж за своих глупых родственников? Что ты им сказал,когда сообщил, что мы приезжаем? — наступала Сара на отца, который всеотрицал с оскорбленным видом. — Ты сказал, что я в отчаянии и менянеобходимо вывести из этого состояния?

— Сообщил только о нашем приезде. Какие они сделали изэтого выводы, это их дело. Я думаю, что стараются проявить гостеприимство,приглашая для тебя молодых людей. Если тебе не нравятся их родственники илидрузья, мне очень жаль.

— Ты не можешь сказать им, что я обручена? Или что уменя заразная болезнь? Что-нибудь такое, чтобы они не пытались меня сосватать?Мне действительно это невыносимо. Я откажусь от всех приемов, чтобы только нечувствовать себя весь вечер дурой.

— Мне жаль, Сара, — спокойно произнес отец. —Они не хотят тебя обидеть. Постарайся не огорчаться так.

— У меня ни с кем, кроме тебя, не было умного разговорапосле нашего отъезда из Нью-Йорка, — пожаловалась она, и Эдвард улыбнулся.По крайней мере им было хорошо вместе. Это кое-что значило.

— И с кем же ты имела умные беседы, когда пряталась наЛонг-Айленде?

— По крайней мере там я не рассчитывала на это. —Последовало примирительное молчание.

— Хорошо, не жди и теперь слишком многого. Принимай то,что есть. Возможность посетить новые места, встретиться с новыми друзьями.