– Ну?

– Теперь ничего нет. Я не спрашиваю вас, куда оно всеподевалось. Я хочу спросить только, чем мне лечить больных?

– Да будет вам, профессор. – Смирнов скривил в улыбке пухлыекрасные губы. – Что вам-то до этих вшивых? Угощайтесь! – Он пододвинул к краю столапачку дорогих французских папирос.

Курить хотелось, но угощаться из этой пачки МихаилВладимирович не стал. Он вытащил из кармана листки серой бумаги, исписанныекаракулями сестры-хозяйки, и положил на стол.

– Вот копия накладной. Перечень того, что получила больница.За три дня такое количество морфия, глюкозы, спирта и всего прочего, что здесьперечислено, израсходовать больница не могла. Предупреждаю вас, что самдокумент я приложил к письму на имя наркома Семашко.

– Стало быть так? – Смирнов прищурился. – Стало быть, доносна меня настрочили? Не ожидал. Честное слово, не ожидал. Где совесть русскогоинтеллигента? Где ваша офицерская честь? Ну-с, что скажете, ваше благородие,господин бывший царский генерал?

Михаил Владимирович блефовал. Никакого письма не было.Впрочем, он готов был его написать, ради тех, кого товарищ Смирнов называлвшивыми.

– Что скажу? Посоветую как можно скорее вернуть больничныйзапас медикаментов. Доставайте лекарства, где хотите, выкупайте на собственныесредства у барыг, которым вы их продали. Сейчас для вас это единственный способуцелеть.

Смирнов открыл рот, часто, быстро заморгал, принялся чиркатьспичкой. Руки его дрожали, бумажный мундштук прилип к губе. Михаил Владимировичне стал ждать, когда он опомнится и ответит. Встал и вышел.

«Храбрец, молодец, поздравляю, – повторял он про себя, покашел по коридору, спускался по лестнице, – хорошо, что няня заранее приготовилаузелок с сухарями и сменой белья. Впрочем, вряд ли это понадобится. У Смирновасвязи. Он добьется, чтобы меня сразу к стенке».

Германия, поезд, 2007

Соня поставила на стол бумажный стакан. Кофе был жидкий иприторно сладкий.

«Я не могла положить столько сахару. Стоп. Что я делала пятьминут назад? По коридору проехала тележка из буфета. Чипсы, орешки, шоколад. Япопросила кофе. Но я не хотела. Я знаю, в поездах он всегда паршивый. Ой,мамочки, я ничего не помню. Я не понимаю, откуда взялся этот стакан и чтовообще со мной происходит?»

Провал в памяти так изумил Соню, что она даже не испугалась.Никогда ничего подобного с ней не случалось. Фриц Радел сидел напротив исмотрел на нее из-под лохматых бровей.

«Я просто задумалась и заказала кофе машинально, не отдаваясебе отчета. Я заказала, а он заплатил. Конечно, заплатил он, я совершенно непомню, как доставала мелочь из сумки. Господи, кто он такой? Что ему от менянадо? Почему я никак не могу от него избавиться?»

В купе никого, кроме них двоих, не было. Радел молчал исмотрел на Соню. Мерно стучали колеса, слышались приглушенные голоса застенкой, в соседнем купе. Давно стемнело. За черным окном промелькнули огнималенькой станции. Соне показалось, что она вынырнула из тяжелой воды илизыбучих песков и эта неведомая субстанция съела все ее силы. Тело стало другим,чужим, вялым. Ей было лень шевельнуться.

– Тебе плохо, Софи, – это прозвучало без всякойвопросительной интонации.

Он не спрашивал. Он давал команду. Установку. Соня пыталасьответить, но не могла.

– Я предупреждал тебя, кофе здесь ужасный, но ты непослушала. Ты должна меня слушаться, Софи, иначе тебе будет еще хуже.

– Что? Что ты сказал?

Соне с трудом удалось произнести эти несколько слов, итолько тут до нее дошло, что они оба говорят по-русски.

– Тебе очень плохо. Тело тяжелое, слабое, болит голова. Онаболит так сильно, что ты не можешь вспомнить, откуда взялся этот стакан, зачемв нем столько сахару. Ты думаешь, я мог подсыпать что-то в твой кофе? Нет,милая, это было бы слишком просто. – Он протянул руку через стол, взял стакан изалпом выпил все, что там осталось.

«Я сплю, мне снится кошмар. Мне снится этот вкрадчивыйупырь, сейчас открою глаза и он исчезнет», – думала Соня.

Но глаза ее были открыты, и Фриц Радел упорно не исчезал.

– Ужасная гадость. Сироп, а не кофе. Слушай менявнимательно, Софи. Только я могу помочь тебе, я сниму боль, если ты будешьхорошо себя вести.

Соня хотела встать, слегка подалась вперед, оперлась рукой оподлокотник, напрягла ноги.

– Сидеть! – тихо приказал Радел.

Последовал такой сильный приступ головной боли, что брызнулислезы. Лицо Радела стало мутным, зыбким.

– Я предупреждал, что будет хуже. Сиди смирно. Слушайсяменя, тогда боль пройдет. Послушание или боль. Я могу сделать больно, могуснять боль. Вот она отпускает, уходит, ее почти нет. Но если ты не будешьслушаться, она вспыхнет с новой силой, она станет такой нестерпимой, что тебе захочетсяумереть. И это в моей власти.

Боль немного стихла.

«Он сумасшедший или я? Что он бормочет? Почему мне такплохо? Я не поддаюсь гипнозу. Хотя – откуда я знаю? Еще никто никогда непробовал меня гипнотизировать», – подумала Соня и снова попыталась встать.

На этот раз удалось. В ушах звенело, глаза слезились, всерасплывалось в радужной зыбкой дымке, голова кружилась, она чуть не упала. ФрицРадел сидел, развалившись, вытянув ноги поперек прохода.

– Что с тобой, Софи? Куда ты? – спросил он по-немецки.

– Мне надо выйти, – ответила она по-русски.

– Извини, я не понял.

– Ты только что отлично говорил по-русски, почти безакцента.

– Софи, если ты обращаешься ко мне, то напрасно. Я не знаюрусского языка.

Он произнес это с искренним недоумением, улыбнулсярастерянно и смущенно. Поезд дернулся, Соня не удержалась на ногах, опустиласьна лавку.

– Кажется, я чем-то обидел тебя? – спросил он и тронул ееруку. – Объясни, что не так?

– Все в порядке, – сказала Соня по-немецки, – просто мненадо выйти.

– Погоди. Туалет все равно пока занят, а ты, я вижу, немногоне в себе. Тебе лучше посидеть и успокоиться.

– Я спокойна. Дай мне пройти.

– Пройти? Да, конечно, извини, – он убрал ноги, – иди, нобудь осторожна. Ты определенно плохо себя чувствуешь.

Держась за поручни, качаясь, едва не падая, Соня добрела доконца вагона. Туалет действительно был занят. Она вышла в тамбур, прижаласьлбом к холодному стеклу. Так хотелось убедить себя, что ничего не было и головаболит сама по себе, от перепада давления, от усталости. Достаточно принятьтаблетку, и все пройдет. Через полтора часа поезд остановится в Зюльте. Дедвстретит ее на платформе. Она вежливо попрощается с Фрицем Раделом и никогдабольше не увидит его.