— Где мы, Тэль? — спросил Виктор. Вопроса, где их странныепреследователи, даже не возникло. Он просто чувствовал, что поблизости их нет.

— Дома. У меня дома, — Тэль провела ладошкой по лицу, стираяостатки крови. Ран не было.

— У тебя дома? — Виктор произнес эти слова медленно, послогам. Только так и можно было заполнить звенящую пустоту, оккупировавшуюсознание. Он не мог ни о чем думать. Не верил. Не мог поверить.

— Ну да. Ты обещал проводить меня домой.

— И… и где он, твой дом? В Серебряном Бору?

— Нет, — Тэль зябко обхватила руками тонкие плечики. —Гораздо дальше.

— Ага. Параллельные миры, — Виктор попытался ехидно усмехнуться,правда, получалось это у него не слишком.

— Называй как хочешь. — Тэль безуспешно попыталась убрать слица пропитанную грязью прядь. — Пойдем, тут неподалеку озерцо. Вымоемся.

— В такой холод?! — с ужасом произнес Виктор.

— Иначе замерзнем, — наставительно произнесла Тэль.

Холод с каждой минутой все крепче вцеплялся в их мокруюодежду невидимыми когтями.

— Бежим! — Тэль потянула Виктора за руку. И они вновьпобежали.

Осенний лес многозвучен и мягок. Он обволакивает тебя, тыпогружаешься в него, растворяешься в нем, и вот — уже не идешь — летишь, нечувствуя ног. С Виктором такое случалось нередко — даже в хилых и замусоренныхперелесках «ридной Подмосковщины». Здесь же лес с первого мгновения, с первоговдоха вошел в него; все казалось странно знакомым, хотя многих деревьев Викторузнать не мог. Вот, скажем, это, корою — граб, а листьями — чистый клен. Иливот — похожее на ольху, а длинные серебристо-золотые сережки на ветвях и вовсени к селу ни к городу.

Лес был чужим… и не был. Они с Виктором встретились словнодва брата после очень, очень долгой разлуки.

Виктор и Тэль бежали по мягкому ковру палой листвы,проскальзывая сквозь облетевшие кустарники, мимо давно павших лесных исполинов,уступивших свет, воздух и землю молодым. Так бывает всегда, и нечего гореватьоб этом. Смерть есть орудие Жизни — не более того.

«Пьян я, что ли? Или это от холода?» — мелькнуло у Виктора.Сознание плыло. Гасло, растворяясь в тысячах лесных голосов, что со всех стороннашептывали ему свои песни. Слов он не понимал… пока откуда-то из небытия вдругне проступило лицо бабушки Веры. Да! Да, они вот так же бежали по ноябрьскомуоблетевшему лесу, прозрачному и звонкому, уже готовому принять снежный саван —после того, как Виктора слегка засыпало в каком-то овраге. Бабушка уронила тудасвой серебряный медальон — единственное, пожалуй, украшение, с которым нерасставалась. И он, со всей беззаботной детской готовностью помочь бабушке,стал спускаться по скользкому склону…

Странно. Словно повторяется все. Только нарастает, выходитна какой-то новый, более крутой виток спирали. Ведь и бабушка первым деломпотащила его отмываться, и он, повизгивая от холода и восторга — мама никогдабы такого не позволила! — плескался в ледяной воде. А бабушка разводила наберегу костер — там, к счастью, оказалась целая гора валежника…

— Виктор, почему ты не стал с ними драться? — спросила набегу Тэль. — Почему решил убежать?

— Бой без шансов на победу — удел дураков, — ответил Виктор.Никогда в нем не было тяги к таким вот красивостям, но в сказочном осеннем лесуслова показались уместными.

Тэль кивнула. С осуждением? С одобрением? Или просто —констатируя факт?

— Сейчас будет озеро, — сообщила она.

И как она здесь ориентируется? Действительно, местная.

Озеро исправно показалось, блеснуло серой сталью воды.

— Прыгай! — Тэль рванулась, словно и не отмерили они толькочто без малого километр. — Прыгай сразу, а то духу не хватит!

И, подавая пример, с разбегу влетела в озеро.

Впрочем, нет, не влетела — слилась с ним, без всплеска ибрызг уйдя под воду с головой. А вот Виктор плюхнулся, словно бегемот.

Ледяная вода, казалось, жжет больнее настоящего пламени.«Сердце остановится, дуралей!» — запоздало подумал Виктор.

Но сердце и не подумало останавливаться.

Тэль неожиданно оказалась рядом — требовательный взглядвпился ему в лицо. Неожиданно Виктор понял, что не чувствует холода. И водывокруг себя тоже. Словно он стал частью этого ледяного озерца — а потом вода ивовсе исчезла, обратившись в серую туманную дымку, и солнце неожиданнооказалось рядом. Далеко внизу раскинулась земля — яркая, зеленая, голубая икоричневая.

…Сердце яростно гнало кровь по жилам. Могучие мышцы,застоявшись, требовали боя. Тела своего он не видел — да и ни к чему оно былоему сейчас. Там, внизу, вздымались башни города — они росли, близились, онмчался к ним, зная, что его там ждут.

…Город был поражен страхом. Он, только что паривший вподнебесье, гордо шествовал, незримый, по его улочкам, пустым, словно во времямора. Он — Судия. Ему должно было судить здесь. И покарать, если надо.

…Потом он внезапно очутился во дворце. Точнее, он понял, чтоузорчатые, покрытые мозаикой стены вокруг него есть стены дворца правителя.Здесь люди уже были. Сгрудившись в дальнем углу, они избегали смотреть на него.На него — кого? Он по-прежнему не знал. Тела своего он не видел, точно вкомпьютерной игре-стрелялке. Вот только это была не игра, и они это знали, и онзнал. И в который раз, с удивлением и яростью, подумал — как смеют преступатьзаконы те, кто не в силах противиться его воле, кто не смеет поднять сейчасвзгляд…

…И когда, то ли в последней вспышке гордости, то ли вприступе страха, тот, кто правил этим городом и этими людьми, все же посмотрелна него — он улыбнулся. Улыбка его была смертью. Приговором и исполнением.

…Можно было сейчас развернуться и уйти. Им навсегда хватитэтого страха, этого мгновения — никогда больше они не посмеют пойти против еговоли. Или все же посмеют?

…Почему так холодно? Ведь вокруг огонь, горят стены резногодерева, горят мягкие подушки, разбросанные по полу, горят те, кто посмелпреступить его волю. Почему же так холодно…

…Тэль неведомо как дотащила его до берега. Очевидно, онпотерял сознание. Переохлаждение. И откуда у нее силенки? Виктор слабопошевелился, приподнимаясь на локтях. Все вокруг казалось неправильным,нереальным, и он не сразу понял, в чем дело. Изменился масштаб. В бредовом снеон был великаном — или окружали его лилипуты.

На берегу горел костер. Как Тэль разожгла огонь? Мокрая, ниединой нитки сухой, не говоря уж о зажигалке или спичках.

Только теперь Виктор понял, что почти раздет. Джинсы,рубашка, и все прочее исходили паром над огнем. Слава Богу, хоть трусы осталисьна нем, сумасшедшая девчонка была начисто лишена комплексов.