Таня честно и мучительно разглядывала руну,пытаясь припомнить, какая светлая руна могла бы быть ее противоположностью икак изменить начертание, но прозрение упорно не наступало. У Тани случилсяособый экзаменационный ступор, известный всем, кто когда-либо сдавал экзамены.Это было ощущение, что ты не знаешь совершенно ничего и с трудом понимаешь дажесамо значение слова «билет». И знаешь вместе с тем, что хочешь не хочешь, асдавать экзамен придется.

В полном отчаянии Таня решила было обратитьсяк Шурасику, который, давно закончив со своей руной, скучал теперь совсем рядом– просто рукой дотянуться, но именно в этот момент стул Семь-Пень-Дыра резвоподпрыгнул, сработав как катапульта, и, проехав животом по полу, Семь-Пень-Дыруткнулся головой в ботинок прохаживающегося у доски Сарданапала. Из карманов уДыра посыпались жабьи бородавки, дырки от бубликов и долговые расписки.

– От дополнительных замечанийвоздержусь! – добродушно сказал академик, дождавшись, пока смущенный Пеньподнимется на ноги. – Возвращайтесь на свое место, уважаемый, и впредьдумайте своей головой. Ягге, обработайте нашему другу ссадины!

Таня уныло уткнулась взглядом в свой листок.Она поняла уже, что у Шурасика спрашивать ничего не станет. Слишком унизительнобудет, если ей придется вот так вот, на глазах у всех, пропахать носом пол.

Чувствуя, что время экзамена истекает, Танясосредоточилась и пером Финиста стала водить по бумаге. Напрягая память, онаискала другую руну – руну, которая могла бы перечеркнуть действие первой иотменить ее. Это было мучительно. Все равно что помнить чей-то номер телефона,но без двух цифр где-то в конце или в середине, и лихорадочно набирать всевозможные комбинации, слыша недовольные и заспанные голоса.

– Начинаем сдавать работы! –услышала она голос Сарданапала.

Шурасик и Лена Свеколт немедленно встали. Ихлисты легли на стол Сарданапала почти одновременно. Другие пока медлили. Кто-тоеще надеялся списать, остальные торопливо проверяли. Таня видела, что Ягун иВанька посматривают на нее сочувственно. Заметно было, что им худо-бедноудалось справиться со своим заданием. Оба хотят и не могут ей помочь, потомучто ничего не видят на ее листе. Любая же попытка перерисовать руну станетроковой.

Сарданапал нетерпеливо посматривал на песочныечасы, когда Таня неожиданно ощутила, что у нее сильно чешется бедро. Казалось,в карман заползло насекомое. Достав из кармана руку, она увидела, что к пальцампристал длинный светлый волос. Это был один из золотых волос пряди, которую нетак давно преподнес ей загадочный ящик Ягуна и которая лежала теперь в футляреконтрабаса. Как этот волос вообще здесь оказался? Должно быть, это случилось вчеравечером, когда она ненадолго положила прядь в карман. Сама не зная зачем,просто повинуясь неведомому импульсу. И вот теперь она, кажется, начиналапонимать, к чему все это было.

Оказавшись на столе, волос странным образомизогнулся и притянулся к залоговой руне, перечеркнув ее внешне незатейливымизгибом. Таня хотела было с досадой смахнуть его, как вдруг, следуя внезапномуозарению, повторила пером Финиста причудливый рисунок изогнувшегося волоса.Волос стал белым, истончился и растаял, распространив тонкий аромат неведомыхдревних благовоний.

Едва Таня оторвала перо, руна замерцала имедленно начала втягиваться в белую пористую бумагу. Спустя несколько мгновенийона проявилась вновь, однако теперь это была не прежняя кроваво-красная руна,пунцовевшая на листе, точно брызги крови, а светлая, легкая, почти воздушная.Таня с изумлением узнала руну верности. Ее она знала и прежде и даже сумела быизобразить, но никогда не подумала бы, что она так близка по написанию кгрозной руне, похожей на дерущихся богомолов.

Сарданапал подошел и заглянул ей через плечо.

– Недурственно! – сказал онободряюще. – Вероятно, написать можно было и аккуратнее, но общеенаправление мысли мне нравится…

Он взял ее листок и пошел дальше по ряду,собирая оставшиеся работы.

«Не догадался!» – поняла Таня. Она сидела нешевелясь, неотрывно глядя на перо Финиста. Волос помог ей, причем сделал этотак, что не сработали даже защитные заклинания. Что же это был за волос? Чьяпрядь материализовалась в загадочном ящике Ягуна? И чего стоило ждать от неевпредь: беды или помощи?

Ощутив легкий укол в ауру – укол, которыйможет почувствовать любой, даже средней опытности маг, Таня обернулась. Споследней парты, где пристроились некромаги, на нее внимательно смотрела ЖаннаАббатикова.

Едва Таня встретилась с ней взглядом,Аббатикова слегка пожала плечами и отвела глаза. «Я нравился ей когда-то. Но недумаю, что это было настоящее чувство. Так, что-то детское, едва лисерьезное», – вспомнила она слова Бейбарсова. Возможно, он говорил это как-тоиначе, но суть была такой.

А что, если Глеб ошибался?

* * *

– Гроттерша, а Гроттерша! – сладкоокликнула Склепова, когда после обеда Таня вошла в комнату, собираясь взятьпрядь волос и показать ее джинну Абдулле.

По тонким губам Гробыни бродила коварная улыбка.Разные по величине глаза смотрели с внимательным вызовом и задором.

«Ну вот, – подумала Таня, – сколькораз я это слышала! Начинается».

– Гроттерша, а Гроттерша! Пробочки серныеиз ушей вынь, а? – продолжала Склепова.

– А ты язычок спрячь! А то серная кислотакапает.

– О, есть контакт! А я опасалась, чтосвязисты линию не протянули! – обрадовалась Склепова. – Лютик, Лютик,это Подорожник! Как слышите меня?

– Подорожник, слышу вас нормально!Уберите ноги с моей кровати и не воняйте, пожалуйста, лаком. Прием!

Гробыня с неохотой переложила ноги насобственное покрывало и улеглась на спину. Кисточка продолжала заботливопорхать у ее ногтей.

– Гроттерша, а ты знаешь, что ты хорошаядевочка? – промурлыкала она.

– Не поняла, это что, наезд? –спросила Таня.

– Не-а, не наезд. И даже не повод длядраки. Это ярлычок такой на тебе висит. И теперь ты хоть Сарданапала из базукиубей или в грязи выкупайся, все равно ты так навсегда и останешься «хорошейсветлой девочкой».

– И что, это плохо?

– Хорошо, плохо – какая разница? Простохорошие девочки в сто раз чаще попадают в неприятные истории, чем плохиедевочки. Причем не потому даже, что ходят по темным улицам, а потому, что вголове у них синий туман и сплошная эйфория. Идеализм… хе-хе… такой высокойпробы, что клейма некуда ставить.

– Ты это о чем?

– Все о том же, о птичках! Вот сейчас тыКрушитележкиным слегка увлеклась.