Но тем не менее они чудненько обсуждалипрофессиональные вопросы и мило посещали многочисленные парижские кафе.Провожая приятеля в Москву, Жорж принес в аэропорт маленькую корзиночку.

– Пусть собачка напоминает тебе обомне, – сказал комиссар, – его зовут Хуч, и он похож на меня.

Что верно, то верно. Толстенький, с короткиминожками, английский мопсик удивительным образом походил сразу на обоихполицейских – московского и французского.

Сначала Хучик обретался в холостяцкойквартирке полковника, но милицейского начальника целыми днями не бывает дома.Мопс начал скучать, потом заболел от тоски.

Маша пожалела песика, так Хуч оказался у нас.Ольга дала ему второе имя – Федор Иванович. Покладистый кобелек отзывается наобе клички. Хучика в нашей семье любят все, даже суровые кошки.

В идиллических взаимоотношениях с АлександромМихайловичем есть одна – зато какая! – ложка дегтя. Он работает в системеМВД, и в поле его зрения попадают самые разные уголовные дела. Несколько разему приходилось допрашивать меня, совершенно официально, с оформлениемпротокола. Но я ей-богу не виновата, что постоянно ввязываюсь в невероятныеистории. Ну судьба такая, планида несчастливая! То нахожу труп на помойке, тоближайшая приятельница умирает внезапно, в самый разгар праздника. И уж совсемне моя вина, что сотрудники милиции не хотят расследовать преступления, а быстренькосписывают все на самоубийство или несчастный случай. Правда, в последний разобещала больше «не путаться под ногами». Но ведь не бросать же Макса в беде.

– Надо же, какая интереснаяслучайность, – принялась я мести хвостом, – именно Аркашку Нина Андреевнананяла адвокатом!

– Просто трагическое совпадение, –подхватил полковник, – если учесть, что дело веду я.

Вот это да! Вот уж не повезло, так не повезло,теперь и шагу ступить не даст без разрешения.

– Дашута, – неожиданно ласково завелприятель, – понимаю твой энтузиазм. Все-таки муж, хоть и бывший. Всегдатрудно поверить, что человек, с которым жил рядом, – убийца.

– Он не убивал, – тихо, нонастойчиво сказала я.

– Слушай, – начал вскипатьприятель, – есть дела, вызывающие сомнения, а есть абсолютно ясные.Полянский готовил убийство заранее, обеспечил алиби. Другое дело, чтодействовал по-идиотски, попался на глаза соседям, измазал брюки, да ещеблизкому приятелю сообщил о задуманном.

– Кому? – изумилась я.

– Семену Воробьеву. Знаешь такого?

Еще бы не знать. Бывший одногруппник Макса изЛитературного института. Приехал поступать в вуз по рабочей квоте чуть ли не влаптях. Огромный, белобрысый, с поросячьими глазками и неистребимымпровинциальным говорком. В первый свой визит до глубины души шокировал НинуАндреевну тем, что высморкался при помощи пальцев, а потом жеманно обтер рукиносовым платком. Но меня отталкивало не отсутствие воспитания и манер, акакая-то всепоглощающая зависть, которую Сеня испытывал к Максу. Доходило досмешного. Стоило Максиму купить не портфель, а рюкзак, как Сенька тотчас жеобзавелся таким же.

Семен страстно желал по окончании институтаостаться в Москве. Макс познакомил его с Аделаидой Кляйн, престарелой девицей,потерявшей надежды на замужество. Получив Аду в жены и приобретя московскуюпрописку, Воробьев устроился сотрудником в многотиражную газету, издававшуюсяна мясокомбинате. Сладкое место по голодным годам. Писатель из мужика так и неполучился.

– Семену? – повторила я, недоумевая.

– Да, – подтвердил АлександрМихайлович, – вот смотри.

И он протянул мне бумагу.

Так, Семен Владимирович Воробьев, годрождения, адрес, паспортные данные, по существу заданных мне вопросов могусообщить…

Я читала, и остатки волос становились назатылке дыбом.

Макс приехал к Семену первого июня в довольносильном подпитии.

На замечание приятеля, что в таком виде лучшене садиться за руль, Максим махнул рукой и сообщил:

– Разобьюсь, и ладно, жизнь надоела.

Всегда радостно слушавший о неприятностяхПолянского, Семен принялся допрашивать Макса.

Тот пожаловался на неприятности в бизнесе,сообщил, что наделал долгов. Кредиторы включили счетчик, и теперь Полянскийдолжен продавать квартиру, иначе убьют.

– Так отдай им хоромы, жизньдороже, – посоветовал участливый дружок.

Но Макс сообщил, что не может этого сделать,апартаменты приватизированы в разных долях на него и жену, а Вероникакатегорически отказывается жертвовать своей долей.

– Я ее убью, – бесновалсяПолянский, – просто застрелю, суку!

Он так стукнул кулаком по столу, что часы«Ролекс» свалились с запястья и разбили тарелку. И он принялся размахиватьперед носом испуганного Семена «береттой». Воробьев кое-как успокоил буяна.Утром Макс позвонил, извинился, сказал, что, очевидно, водка в мозги ударила.Все у него хорошо, все прекрасно. На том и расстались.

– Теперь понимаешь, что Максим –убийца? – вкрадчиво спросил Александр Михайлович.

– Да, – сказала я.

– Обещай больше не лезть в это дело!

– Хорошо.

– Вот и ладненько, – обрадовалсяполковник. – А нам с Хучиком дадут чай с пирожными или все твои свекровисъели?

Мы пошли в столовую. Мои руки автоматическиналивали чай в чашки и передвигали вазочки с выпечкой, рот произносил какие-тослова, но голова была занята совершенно другими мыслями. Улучив момент, когдаполковник и Аркашка включили телевизор и самозабвенно погрузились в ужасы,которые у нас называются новостями, я подсела к Нине Андреевне.

– Жаль, что мы не передали Максу егочасы. Он так об этом просил. Хотя, думается, туда лучше попроще вещицу. У него,кажется, «Ролекс»?

– Нет, – сообщила НинаАндреевна, – я же тебе показывала. «Лонжин», безумно дорогие, сбриллиантами, почти тридцать тысяч долларов стоили.

Я в задумчивости принялась откусывать эклер,удивляясь неприятному, картонному вкусу. «Лонжин»! Конечно, помню.

Почему же Семен упомянул, что на запястьеМакса болтался «Ролекс»? Перепутал марки? Кто угодно, только не Воробьев. Вотуж кто абсолютно точно знает, что носит Полянский. Небось парень обзавидовался,понимая, что никогда не купит себе такие. Интересно, поеду завтра к Сене ивыясню подробности.

Почувствовав спиной чей-то взгляд, обернулась.Александр Михайлович ласково спросил: