– Ой, не могу, – покатывалась схохоту молодая, – глянь, Сережка, как гражданочка сидит, ровно собака вбудке, и сумочку крепенько держит. Ну, молодец – не растерялась.

Незлобливый Сережа хохотнул в ответ.

– Кончай базар! – прикрикнула на невовремя развеселившуюся молодежь пожилая тюремщица.

Втроем они подняли столик, и я выпала наружу.Спину ломило от неудобного, скрюченного положения. Я попыталась встать наонемевшие ноги и тут же схватилась за отчаянно болевшую поясницу. На глазанабежали слезы, всегда начинаю плакать, если понюхаю пыль. Вера Алексеевнапоглядела на меня с жалостью, Сережа и Катька тихо пересмеивались.

– Идите, маманя, – строго сообщилмилиционер, – за ваше хамство сегодня передачи не принимают. Вона чегоудумали – при исполнении оскорблять!

Подхватив сумку, я молча пошлепала к выходу.Безропотное подчинение приказу растопило ледяное сердце приемщицы.

– Ой, матеря несчастные, –пробормотала Вера Алексеевна. – Вернись, гражданочка. Катька, прими у нейвещички, чай не звери мы, понимаем. Думаешь, чего в тюрьме работаем? Дитев давнучков кормить надо!

Разбитная Катька принялась оглядывать вещи.

– Видать, не бедствуешь, – заключилаона, вертя джинсы, – люди что попроще сюда несут, а тут сплошная фирма.«Тэтрис» не возьму, не положен.

Я молча достала кошелек. Катерина помяла вруках бумажки.

– Ты вот что, смена моя через день.Подходи после трех да кликни Катю Рогову. Нечего со всякими давиться, опять внеприятность влезешь. Можешь все приносить, возьму. Только наркотики и водку ненеси, с таким не связываюсь.

Договорившись, что послезавтра подвезу часы, явышла на Новослободскую и увидела свое отражение в витрине универмага. Да,сильное впечатление. Светло-песочный костюм превратился в грязную, буруютряпку, волосы торчат дыбом, коленки покрыты черными пятнами, по мордеразмазана «несмываемая» помада от Диора. Редкая красавица. Кое-как наведяотносительный порядок, я поехала на мехмат.

Милая инспекторша из учебной части, принимаякоробочку шоколадных конфет, изумилась:

– Какая олимпиада? Какой Киев? Да у нассессия в самом разгаре. И потом, давно уже не имеем с Украиной никаких связей.Это жуткая морока – отправлять туда студентов, другое государство теперь. Нет иеще раз нет.

Я присела между колоннами. Интересно, зачемтогда Яна отправилась в столицу «незалежной Украiны»? Может, подружка Женязнает?

Рада Ильинична оказалась права. Женечка жиласовсем рядом с университетом в огромном, растянувшемся на целый квартал доме изсветлого кирпича. Девчонка оказалась дома. Из-за жары на Женечке красовалисьтолько коротенькая маечка и трусики.

– А мамы нет, – сообщила она,отпирая замок, – приходите позже или вызывайте «Скорую».

– Мне ты нужна.

– Ой, а я думала, опять к маме соседидавление мерить. Со всего дома бегают, – бесхитростно поделиласьЖенечка. – Вы, наверное, по поводу объявления?

– Нет-нет, скажи, ты Яну Соколову хорошознаешь?

– Да, – ответила Женя, – а выкто?

– Адвокат Максима Полянского.

Женя, как и Таня, при этом известии густопокраснела, потом промямлила:

– Вас, наверное, Вероника наняла. Онагрозилась притянуть Яну к ответу через суд.

– Нет, Вероника мертва, а Максимнаходится в тюрьме, и его обвиняют в ее убийстве.

Женя посерела.

– Это он из-за Яны, да? Что же теперьбудет?

Мы прошли в маленькую стерильную кухню, иЯнина подружка залпом выпила полный стакан воды.

Пока она делала большие глотки, я внимательноглядела на девушку. Хорошенькое круглое личико, складненькая фигурка.Единственная неприятная деталь – прямо на коленке довольно большое, уродливое,темное родимое пятно, покрытое густыми черными волосами.

Полякова проследила за моим взглядом и безтени смущения пояснила: – С детства это «украшение» на ноге таскаю. Надо быудалить, да боюсь, вот и живу пока с «мышкой».

– Скажи, – принялась я допрашиватьдевчонку, – откуда знаешь, что Вероника хотела подать в суд?

Женечка вздохнула:

– Она на факультет приезжала. В самомначале июня, первого числа. Мы как раз экзамен сдали, тут она и появилась. Всятакая расфуфыренная, надушенная. Подбежала и говорит:

«Где, девочки, Соколову найти?»

Яна и отвечает:

«Это я».

Вероника на нее уставилась и так удивленнопротянула:

«Ты? Ну, у Макса совсем крыша поехала».

Потом они отошли в сторону и о чем-то довольнодолго шептались у окна. Женечка только видела, как подруга все времяотрицательно мотала головой. В конце концов Вероника обозлилась и закричала навесь коридор:

– Думаешь и мужика получить, и денежкиприбрать? Макс таким милым кажется, замуж зовет? Ну так это все ненадолго.Поступит с тобой так же, как со мной, – вышвырнет вон. Между прочим, я унего седьмая жена!

Выкрикнув страстную тираду, Ника неожиданногромко зарыдала. Глядя, как по щекам покинутой супруги бегут черные от тушислезы, Яна и Женя перепугались. Девчонки принялись суетливо утешать Веронику ипытались напоить ее принесенным из буфета компотом. В конце концов Полянскаяутешилась. Ухватила цепкой наманикюренной ручкой в кольцах Яну и тихо произнесла:

– Чтоб ты сдохла, разлучница проклятая.Макс из-за тебя всякий разум потерял. Вчера пришел домой, выхватил пистолет идавай мне в лицо тыкать! Орет как ненормальный: «Не дашь развод – убью!» – ипушкой своей размахивает. Но только я никогда не разведусь с Полянским, ему иправда придется пристрелить меня, чтобы освободиться!

С этими словами она швырнула пустой стакан напол и, с хрустом пройдя по осколкам, унеслась прочь.

Вся гадкая сцена разворачивалась на глазах устудентов. Правда, одногруппники, сплошь мальчишки, делали вид, что читаютконспекты, но слова Ники об убийстве слышали просто прекрасно.

Яна страшно расстроилась, но решила нерассказывать любовнику о визите жены.

– Она очень деликатная, – вздохнулаЖеня, – другая бы воспользовалась моментом и выставила соперницу передМаксимом в черном свете.

Пятого июня, днем, подруга позвонила Жене исказала, что отъезжает в Киев. Женечка удивилась такой странной поездке испросила, что Яна забыла в столице Украины.